Земля Сэкеттов - [44]

Проснулся Руфиско, и я решил поджарить на костре кусок оленины.

— Я не успел поблагодарить тебя, — сказал он.

— Это не так важно. — Я поворошил угли. — Ты поступил бы точно так же, если бы надо было помочь мне.

Он сел.

— Несомненно. Точно такие же мысли и мне приходили в голову.

— И что бы ты предпринял, если бы оказался на моем месте? — спросил я.

— На твоем месте?

— Видишь ли, я был твоим вожаком. Я нес за тебя ответственность. А это, как ты знаешь, налагает на тебя определенные обязательства.

Он рассмеялся.

— Я всегда избегаю лидерства и не желаю заниматься решением подобных проблем, а также не хочу нести никакой ответственности.

Своим ножом я отрезал кусок оленины и обжег при этом пальцы.

— Когда ты и Саким решили в конце концов идти со мной, я взял на себя ответственность за вашу жизнь. С того момента я перестал быть вольным рыцарем, который отвечает лишь сам за себя. Даже если кто-то и остается в глубине души плутом, когда возлагает на себя бремя вожака, он непременно становится намного лучше.

— Может быть, ты и прав. — Он подцепил большой кусок мяса, проткнул его хворостиной и начал вращать над огнем.

— Что же будем делать дальше, о мой могущественный предводитель?

— Мы отправимся к морю. Если «Тигр» одолел трудный переход, то сейчас движется вдоль берега. Я видел морские карты этого корабля и знаю, что он направляется именно сюда.

— А дальше?

— Обменяем свой пушной товар и возобновим торговлю.

— Это я уж предоставлю вам… а меня увольте.

— Почему же?

— Я предчувствую какую-то беду. Эта земля не для меня. Я вернусь в Неаполь или хотя бы во Флоренцию, пусть даже в Равенну. Предпочитаю греться на солнышке, сидя на какой-нибудь террасе, и любоваться хорошенькими девушками, проходящими мимо. Я лучше буду наслаждаться вином, вдыхая его аромат. Нет, мой друг, я очень хочу жить!

Он описал рукой широкий круг.

— Мне не нравится вся эта дикость. Я не люблю болот, пустынных пляжей и глухих лесов. А также всех этих гор и возвышенностей. Я городской житель и предпочитаю жить жизнью улиц. Мне нравится, когда я пробираюсь сквозь толпу и ощущаю прикосновение людских тел. Я предпочитаю общество людей, а не дикую природу.

К этому времени Саким тоже проснулся и улыбался, слушая наш разговор.

— Я тоже скучаю по человеческому обществу и по женщинам, — сказал он, — но здесь все в диковинку и так необычно! Здесь все прекрасно! Ведь это совсем не исследованная страна! Чья нога ступала по этой земле? Чьи легкие вдыхали этот воздух? А какие тайны лежат за горами?

Руфиско пожал плечами:

— Я знаю, что скрывается за горами, — другие горы. За каждым поворотом дороги тебя ожидает очередной поворот. Можете отправляться куда хотите, я же предпочитаю сидеть в таверне и наслаждаться вином, и еще я люблю пощипывать деревенских девчонок, получать от них шлепки, а иногда и улыбки. Ты по своей природе лихой торговец, Барнабас, а ты, Саким, поэт. Что же касается меня, то я безумно влюблен в жизнь. Это путешествие в конце концов окончательно укрепило меня в этом убеждении. Я лучше буду сидеть где-нибудь со стаканом вина и бросать хлебные крошки голубям.

Я встал.

— Все это, конечно, очень хорошо, однако сейчас нам лучше побыстрее выбраться отсюда в протоку и быть готовыми к любым неприятностям, которые способны причинить люди с «Веселого Джека».

— Тонкий маневр, — прокомментировал Руфиско, — сделать так, чтобы тебя заметил один корабль… если он еще находится там… и не попасться на глаза другому, который безусловно уже там.

Стоя на берегу, я внимательно изучал реку. Она катила свои бурые от грязи воды на юг. Речная гладь была совершенно пустынной, если не считать громадного ствола дерева, по голым веткам которого порхала птичка коричневого цвета, выражавшая неистовый восторг по поводу бесплатного проезда.

Мы отвалили от берега, подняли парус и, гонимые попутным ветром, стремительно понеслись вперед. Мы внимательно глядели по сторонам, чтобы не натолкнуться на «Джека» и чтобы не наскочить на какую-нибудь плывущую корягу или любое другое препятствие в проливе, особенно в том месте, где заканчивалось широкое устье реки. Наконец мы выбрались из устья и вышли на большую воду пролива.

Было далеко за полдень, но нигде на горизонте мы не видели ни одного паруса. Весь горизонт и небо над нами были затянуты облаками, лишь изредка где-то рядом стремительно проносились морские чайки. На их крыльях время от времени вспыхивали слабые отблески неяркого солнца. Далеко на востоке виднелось нечто похожее на крутые утесы, однако по-прежнему мы нигде не замечали присутствия какого бы то ни было судна — впереди была лишь свинцово-темная вода, а позади — окутанная серой дымкой полоска темно-зеленого леса. Съежившись на корме, я развернул свои морские карты и начал внимательно изучать их. В этом месте два больших пролива были отделены от моря узкой грядой островков, а в эти протоки стекалась вода нескольких рек, больших и малых. Я пришел к выводу, что мы находимся на самой южной оконечности побережья. Несколько небольших проливов и фиордов, рассекающих прибрежные скалы и утесы, открывали доступ к проливам со стороны моря. Все это, а также несколько рек, были четко изображены на картах. Вероятно, кто-то особенно тщательно исследовал именно это побережье или по крайней мере его отдельные части.