Земля, позабытая временем - [40]

Лицом к лицу с огромной кошкой, оказавшейся, как теперь стало ясно, гигантской пантерой, я хладнокровно выждал, пока мне не представилась возможность послать пулю в наиболее подходящую точку, поскольку выстрел в лоб при охоте на крупных хищников, часто приводит к нежелательным последствиям. Пользуясь тем, что зверь не нападал открыто, а медленно подкрадывался с опущенной головой, выставив тем самым спину, я прицелился приблизительно с сорока ярдов в то место, где кончаются шейные позвонки. И в этот момент, словно почувствовав мое намерение, пантера подняла голову и ринулась вперед. Я знал, что стрелять в этот покатый лоб бесполезно; тем не менее, мгновенно сменив прицел, я нажал на курок, надеясь, что меткая пуля и большой заряд окажут достаточный эффект на зверя и дадут мне возможность произвести второй выстрел.

Выстрелив, я с удовлетворением увидел, как хищник подпрыгнул вверх и перевернулся, и хотя в ту же секунду он снова оказался на ногах, тех коротких мгновений, которые понадобились ему для этого, вполне хватило мне, чтобы послать вторую пулю прямо в сердце. Пантера снова свалилась на землю, но тут же вскочила и опять бросилась на меня. Живучесть обитателей Каспака — одно из чудес этого мира, свидетельствующее о низком развитии центральной нервной системы у этих реликтов, давно исчезнувших во всех остальных уголках Земли.

Третью пулю я всадил в нее уже почти в упор и думал, что мне конец; но нет, перевернувшись через голову, зверюга упала замертво у самых моих ног. Я обнаружил, что мой второй выстрел совершенно разворотил сердце хищника, и все же он продолжал нападение; не выстрели я в третий раз, он, несомненно, успел бы покончить со мной, прежде чем окончательно испустить дух, или, как это своеобразно описывает Боуэн Тайлер, «прежде, чем он понял, что уже умер».

Ну а поскольку пантера, по-видимому, уже успела убедиться в своей гибели, я переключил все внимание на девушку, которая разглядывала меня с несомненным восхищением. Впрочем, должен признать, что мое оружие заинтересовало ее в не меньшей степени, чем моя персона. Она представляла собой самый совершенный экземпляр дикарки, который я когда-либо видел, причем те немногие предметы одежды, бывшие на ней, только подчеркивали ее прелесть. Облачение ее состояло в основном из сыромятной шкуры какого-то животного. Она держалась на ее левом плече и под правой грудью, спускаясь слева к бедру, а справа к металлическому кольцу, схватывающему ее правую Ногу выше колена, за которое и крепился свободный конец шкуры. Кроме этого, на ней был свободный кожаный пояс с ножнами, правая рука выше локтя была охвачена единственным браслетом, в то время как на левой руке от запястья до локтя таких браслетов было несколько. Позже я узнал, что эти браслеты служат чем-то вроде щита при схватке на ножах.

Тяжелую копну ее волос обхватывал широкий обруч с треугольным узором в центре, выполненным из черепаховых пластин, сам же обруч, как и все остальные украшения, был из чистого золота, инкрустированного перламутром и разноцветными камушками. С левого плеча ее спускался хвост леопарда. На ногах были прочные сандалии. Единственное ее оружие — клинок был железным, рукоять была обмотана кожей и имела на конце золотой набалдашник.

Все это я успел разглядеть за те несколько секунд, что мы стояли с ней друг против друга. Впрочем, я обратил внимание и еще на одну особенность ее внешнего вида: она была невообразимо грязна! Но несмотря на это, я чувствовал, что никогда прежде мне не доводилось встречать столь совершенной красоты. Будь я, к примеру, писателем, я, возможно, назвал бы греческим тип ее красоты, но, не будучи ни писателем, ни поэтом, скажу, что с гораздо большей степенью уверенности я назвал бы его американским — в лучшем понимании этого слова.

Так вот, повторяю, мы стояли и разглядывали друг друга. Наконец, губы ее раскрылись в милой улыбке, заодно продемонстрировав мне два ряда ослепительно белых безупречных зубов.

— Галу? — спросила она с нарастающим волнением.

Припомнив, что в своей рукописи Боуэн пишет, что слово «галу» обозначает высшую форму человека, я повторил его, указывая при этом на себя. В ответ она разразилась целой речью, из которой я, к сожалению, не понял ни слова. Все это время девушка продолжала оглядываться в сторону джунглей. Вдруг она коснулась моей руки и указала в их направлении.

Обернувшись, я увидел волосатую человекообразную фигуру, стоящую поодаль и наблюдающую за нами, затем еще одну и еще, по мере того, как они появлялись из зарослей и присоединялись к своему вожаку. Наконец, их собралось не меньше двух десятков. Они были совершенно обнажены. Их тела покрывали густые волосы. Хотя передвигались они на двух ногах, не касаясь земли руками, во всем их облике было немало обезьяньих черт: при ходьбе они сильно наклонялись вперед, передние конечности были необычайно длинны, да и черты лица были скорее обезьяньи, чем человеческие. Близко посаженные глаза, плоские носы, выпяченные губы и торчащие желтые клыки представляли собой не слишком приятное зрелище.

— Алу! — произнесла девушка. Я перечитывал приключения Боуэна так часто, что знал их почти наизусть, и сразу определил, что передо мной те самые представители древнейшей человеческой расы — забытое племя Алу, не имеющее собственного языка. — Казор! — воскликнула девушка, и в тот же момент толпа алу, пронзительно вереща, бросилась на нас. Они приближались, издавая странные звуки, что-то среднее между лаем и рычанием, и скаля свои мощные клыки. Вооруженные от природы этим оружием в дополнение к могучим мышцам, они представляли собой серьезную угрозу и были вполне способны легко расправиться с нами, не имей мы необходимых средств защиты. Я выхватил свой пистолет и выстрелил в вожака. Тот свалился как подкошенный, а все остальные бросились наутек. Девушка снова одарила меня улыбкой и, подойдя поближе, погладила ствол моего оружия. Когда она проделывала это, пальцы ее соприкоснулись с моими, и я почувствовал, будто электрический ток пробежал по моим жилам. Я постарался объяснить себе это тем обстоятельством, что давно не встречал женщин.