Земля, омытая кровью - [34]

Ночью я собрал в школе села Псебс командиров и политработников, познакомил их с дальнейшим маршрутом, напомнил о маскировке. Теперь с каждым шагом мы приближались к переднему краю обороны, и требовалась величайшая осторожность.

— Кстати, — вспомнил я, — все ли знают, чем знаменит район, где мы теперь находимся? Здесь совершала свой переход легендарная Таманская армия, описанная Серафимовичем в «Железном потоке». Напомните бойцам об этом, расскажите, какие испытания выдержали тогда герои.

Рыжов зачитал последние сводки Совинформбюро. Вести были хорошие: всюду росло сопротивление наших войск, крепчали удары по врагу.

Утром, обходя подразделения 144–го батальона, я увидел окруженных краснофлотцами командира роты старшего лейтенанта Куницына и его заместителя по политчасти политрука Вершинина. Они только что закончили беседу с бойцами. Куницын, оживленный, радостный, шагнул ко мне навстречу и, отдав честь, доложил:

— Настроение у наших людей отличное, бодрое. Личный состав роты дает слово форсировать перевал успешно. Дождь и грязь не помешают. Отстающих не будет. Поможем и нашим лошадкам перетащить через перевал повозки с боезапасом!

Лошадям помощь действительно была нужна. Зайдя в хозяйственное подразделение, я увидел угрюмые лица ездовых. Они с мрачным отчаянием смотрели на коней, второй день не получавших — ни овса, ни сена. Их кормили опавшими листьями. Привязанные к стволам деревьев, повозкам и бричкам, отощавшие и понурые, они грызли деревянные ящики и кору деревьев.

В полдень подразделения выстроились и берегом реки Псебс потянулись на перевал. Шли по скользким тропинкам, прижимаясь к лесу. Дождь не переставал. Шлепали по грязи флотские ботинки, топорщились намокшие, забрызганные грязью брюки клеш. Бойцы были обвешаны гранатами и сумками с патронами. На плечах у многих висели трофейные автоматы.

Шли молча, сосредоточенно. Требовались усилия и для подъема в гору, и для спуска вниз по скользким скатам.

Кто — то, нарушив молчание, заметил:

— Да, по этой палубе лучше бы погулять в красноармейских сапогах…

Пройдя с головной колонной около двух километров, я остановился у очередного подъема, чтобы проследить, как идут подразделения.

Люди упорно шагали. Хуже было дело с обозом. Лошади медленно, с большим напряжением тянули повозки, нагруженные снарядами и патронами.

На крутом подъеме ослабевшие кони выдохлись и, подавшись вперед, уперлись ногами в раскисшую землю, остановились.

Рядом проходили моряки 16–го батальона — «сборной флота».

— А ну — ка, нет ли тут тяжелоатлетов? — полушутя крикнул я.

— Найдутся! Придется заменить лошадей! — раздались возгласы, и бойцы ухватились за повозку. Приговаривая «Вира помалу!», они быстро вытянули повозку из грязи и втащили на гребень горы. Потом взялись за другую.

Среди бойцов я увидел секретаря комсомольского бюро батальона Григория Гутника. Худощавый, быстрый, веселый, он вместе с краснофлотцами толкал подводу и, как всегда, сыпал шутками:

— Нет, не зря морскую тельняшку в горный край занесло, тут есть где показать силушку… Бери, братва! Взяли — дружно!..

Пройдя пять километров, люди и кони передохнули на коротком привале и двинулись дальше.

Путь и впереди не предвещал ничего хорошего. Дождь все лил, нудный, холодный, размывал горные склоны, просачиваясь сквозь дырки в стареньких плащ — палатках. По дорогам, колеям и тропам бежали мутные желтые ручьи. Все чаще раздавалось в колонне дружное: «Раз — два, взяли!» Это опять бойцы вытаскивали из грязи повозки.

Лишь под вечер, когда головная колонна прошла больше половины Псебского перевала, дождь перестал. Из — за облаков появилось уже спускавшееся к горизонту солнце, и мигом ожили, засверкали изумрудными каплями заросли. Шагать стало веселее»

Я снова остановился, чтобы пропустить и проверить все три батальона. Ординарец краснофлотец Гурьянов отвел верховых лошадей в лес.

Присматриваясь к лицам проходящих мимо морских пехотинцев, я заметил на них следы усталости. Таких переходов нам совершать до сих пор не приходилось. Преодолели за день, правда, не столь уж большое расстояние — 16 километров, но все по крутым горам, под дождем, по грязи, голодные. «Привезут ли хлеб к вечеру?» — думал я.

Вдруг по колоннам прокатилась тревожная команда «Воздух!».

Из — за гор со стороны города Шаумян появился «фокке — вульф».

— «Рама»! — с ненавистью крикнул кто — то.

Колонны быстро рассыпались. Моряки притаились в зарослях. На дороге остался лишь обоз, и фашист приметил его. Самолет сделал разворот и, снизившись, пошел вдоль дороги. Было видно, как от «рамы» отделялись черные точки. Бомбит!

Три бомбы разорвались у дороги, недалеко от хвоста обоза. Четвертая угодила между двумя повозками 16–го батальона. Разлетелись в стороны обломки повозок, куски лошадиного мяса, рухнули наземь поврежденные минометы. Как ни привыкли мы к потерям и жертвам, а снова больно сжалось сердце.

Самолет, набрав высоту, скрылся в северо — восточном направлении.

— Ушел, стервятник, — произнес чей — то мрачный голос в кустах. — Но это, видно, только разведчик. Теперь жди их целую ватагу!

Опасность приходилось учитывать и быть начеку, но медлить и прятаться было некогда. Колонны вытянулись по дороге и пошли, готовые в любой момент снова рассыпаться по лесу.