Земля обетованная... - [120]

Ахмед повел беглецов на пристань. Судно уже отошло от причала и стояло на якоре вдали от пристани. Вскоре к причалу подплыла моторная лодка. Оставив Хаима и Эзру в стороне, Ахмед подошел к ней. Переговорив с одним из матросов, он указал на стоявших поодаль Хаима и Эзру. Матрос, окинув Хаима взглядом, посоветовал сбрить ему бороду, чтобы не выделяться среди пассажиров судна. Парикмахерская рядом, времени хватит: он сам пока пойдет по поручению капитана в таможню.

Ахмед дал Хаиму монету и направил его в парикмахерскую, сам остался с Эзрой.

Сидя в кресле брадобрея, Хаим с облегчением подумал: «Не пройдет и получаса, как мы будем на пароходе, все мытарства и страхи останутся позади». О том, что ждет их в Констанце, думать не хотелось. Главное — выбраться отсюда. Взглянув в зеркало, он не узнал себя: совсем другое лицо — худое, в веснушках, со смешными, оттопыренными ушами. Невольно вспомнилось ему, что в последний раз брился, когда поехал к Ойе в больницу и она впервые после родов вышла к нему, счастливая, радостная, с сияющими глазами. Он бросился к ней, прижал к груди и долго гладил прильнувшую к его плечу голову. Гладко причесанные волосы был стянуты в тугой узел. И вся она, его Ойя, была такая родная — маленькая, худенькая, беззащитная, единственная и любимая… А теперь он уезжает, оставляя ее могилу…

Расплачиваясь с мастером, Хаим все еще находился во власти горестных воспоминаний. Он не обратил внимания на доносившиеся с пристани крики и на то, что свободные от работы мастера покинули салон. Лишь выйдя из парикмахерской и увидев бегущих вдоль причала Эзру и преследующих его Арье Херсона с какими-то парнями в голубых рубашках, Хаим замер, не зная, что делать, на что решиться. Услышав окрик Ахмеда, Хаим опрометью бросился вслед за ним к причалу и там спрыгнул в поджидавшую его моторную лодку. Матросы, тоже напуганные происходящим, тотчас же уложили его на дно лодки и накрыли брезентом.

Бежавший Эзра вдруг резко остановился, обернулся лицом к преследователям и первого, налетевшего на него, отшвырнул с такой силой, что остальные голуборубашечники не посмели приблизиться: остановились полукругом, тяжело дыша, как стая гончих псов, настигшая добычу.

— Хватайте его! — в бешенстве крикнул Арье Херсон и первым стал приближаться к Эзре. — Не смей, Эзра! Будет хуже…

Но Эзра легко, в два прыжка настиг Арье Херсона, ударом свалил его с ног и бросился к причалу. Еще издали он увидел моторную лодку, удалявшуюся от берета к пароходу. И Эзра с разбегу кинулся в море.

Преследователи растерялись. Что делать: догонять ли вплавь беглеца, который стремительно удалялся от берега, или оказывать помощь валявшемуся без сознания Арье Херсону. В это время от причала отделился английский сторожевой катер, командир которого решил, что в море уходит преступник, пытающийся скрыться от правосудия.

Моторная лодка еще не подплыла к румынскому судну, когда сторожевой катер, набирая скорость, устремился к пловцу. Но настигнуть его оказалось не легким делом: Эзра был отличным пловцом. Увидев приближавшийся катер, он нырнул и надолго исчез из поля зрения преследователей. Его черная голова появилась вновь на поверхности далеко в стороне от прежнего места, и когда, круто развернувшись, катер направился к нему, Эзра снова нырнул и снова выплыл не там, где его ожидали. Эту неравную борьбу Эзра вел до тех пор, пока не увидел, что моторная лодка, на которой находился Хаим, уже поднята на борт румынского судна. Дождавшись приближения катера, Эзра поднял руку, приветственно помахал ею в сторону румынского парохода и погрузился в море.

Долго, стоя у иллюминатора, Хаим сухими от горя глазами смотрел на спокойное море, тихое и ласковое, на катер, круживший, как стервятник, между причалом и румынским судном, на тусклые огоньки города, слабо мерцающие в сумерках, на черное небо с большими звездами. Там оставалась «земля обетованная».

«Обетованная? — Хаим горько усмехнулся. — Для кого?» В памяти всплыли слова Моли: «А ланд фун гройсе штерн ун мит битерэ трерн…»[151].