Земля, о которую мы разбились - [9]

Мне казалось, что это прекрасный способ проживать жизнь.

– Ну что, приступим к работе? – спросила я, вставая со стула. Мари застонала от досады, но согласилась и потащилась обратно к своему велосипеду, чтобы отправиться к нашему магазину.

«Сады Моне» были нашей мечтой, воплотившейся в жизнь. Магазин был декорирован по мотивам картин моего любимого художника Клода Моне. Когда мы с Мари наконец добрались до Европы, я планировала провести много времени в саду Моне во французской деревушке Живерни. Копии его работ были развешаны по всему магазину, и время от времени мы делали по ним цветочные композиции. Связав наши жизни с банковскими кредитами, мы с Мари работали не покладая рук, и в конце концов звезды сошлись в нашу пользу. В один момент мы думали, что так и не откроем магазин, но последний банк все-таки одобрил запрос Мари. Несмотря на то, что работа теперь занимала все наше время, – я даже не думала о друзьях и развлечениях, но не могла пожаловаться на то, что провожу дни в окружении цветов.

Помещение было небольшим, но в нем умещались десятки различных видов цветов: попугайные тюльпаны, лилии, маки и, конечно же, розы. Мы обслуживали все виды мероприятий; моими любимыми были свадьбы, а худшими – похороны.

Сегодня был один из худших дней, и настала моя очередь доставлять заказ.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я устроила свадьбу Гарретта, а ты – похороны Рассела? – спросила я, собирая белые гладиолусы и розы, чтобы погрузить их в грузовик. Должно быть, почившего очень любили, – судя по размеру заказа. В него входили десятки белых роз для украшения гроба, пять мольбертов с лентами, на которых было написано «Отец», и дюжины разнообразных букетов, которые должны были быть размещены вокруг церкви.

Меня поражало, какими прекрасными могут быть цветы, предназначенные для такого печального случая.

– Уверена. Но я могу помочь тебе погрузить все в фургон, – сказала Мари, поднимая одну из коробок и направляясь обратно в переулок, где была припаркована наша рабочая машина.

– Если ты займешься этими похоронами, я перестану каждое утро таскать тебя на горячую йогу.

Она захихикала.

– Если бы я получала по монетке каждый раз, как слышу от тебя эти слова, – я бы уже была в Европе.

– Нет, клянусь! Больше никакого пота и отдышки в шесть часов утра!

– Ты врешь.

Я молча кивнула.

– Да, я вру.

– И мы больше не будем откладывать путешествие по Европе. Мы ведь точно поедем туда следующим летом? – спросила Мари, прищурившись.

Я застонала. С тех пор как она заболела два года назад, я все время откладывала нашу поездку. Умом я понимала, что ей уже лучше, что она здорова и сильна, как никогда, но маленькая часть моего сердца боялась уезжать так далеко от дома. Вдруг ей станет плохо в другой стране?

Я тяжело сглотнула, но согласилась. Мари широко улыбнулась и с довольным видом направилась в заднюю комнату.

– И в какую же церковь мне ехать? – спросила я вслух, подбегая к компьютеру, чтобы открыть нужный файл. Арена «Пантеры» в Милуоки. Я застыла на месте и прищурилась, перечитывая эти слова.

– Мари! – крикнула я. – Тут написано, что похороны будут проходить на арене в центре города… это правда?

Она поспешила обратно в комнату, посмотрела на экран компьютера и пожала плечами.

– Вау. Это объясняет такое количество цветов. – Мари провела рукой по волосам, и я улыбнулась. Каждый раз, когда она делала это движение, мое сердце переполнялось радостью. Ее растущие волосы были напоминанием о том, что ее жизнь продолжается, и о том, как нам повезло. Я была так счастлива, что цветы в фургоне предназначались не для нее.

– Да, но кто устраивает похороны на арене? – в замешательстве спросила я.

– Должно быть, кто-то очень важный.

Пожав плечами, я решила не слишком об этом задумываться. Я прибыла к арене за два часа до церемонии, чтобы все подготовить, но здание уже было окружено многочисленной толпой. На центральных улицах Милуоки собрались сотни людей, а возле входа на стадион расхаживали полицейские.

Отдельные люди писали записки и вывешивали их у дверей; некоторые плакали, в то время как другие были увлечены какими-то серьезными обсуждениями. Когда подъехала к черному входу, чтобы выгрузить цветы, один из работников арены запретил мне входить в здание. Он толкнул дверь и загородил вход своим телом.

– Извините, но вы не можете сюда войти, – сказал мужчина. – Сегодня у нас эксклюзивный доступ, – у него на шее висела большая гарнитура, и то, как он слегка прикрыл за собой дверь, чтобы я не заглядывала внутрь, было подозрительно.

– О, нет, я просто привезла цветы для церемонии, – начала объяснять я, и он закатил глаза.

– Еще цветы? – проворчал мужчина и указал на другую дверь. – Можете выгрузить их за углом, у третьей двери. Точно не пропустите.

– Хорошо. Эй, а чьи это похороны? – спросила я, привстав на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь.

Работник стадиона бросил на меня недовольный взгляд.

– За углом, – рявкнул он и захлопнул за собой дверь.

Я подергала за ручку и нахмурилась.

Заперто.

Однажды я перестану быть такой настырной, но, очевидно, не сегодня.

Я улыбнулась себе под нос и пробормотала: