Земля незнаемая. Зори лютые - [221]

Шрифт
Интервал

— Едет!

И шапку с головы долой, замахал.

Разом торжественно и плавно загудели в морозном воздухе колокола. Вторя им, запели благовест малые и большие колокольцы на всех московских звонницах. Взлетели с крыш стаи птиц, закружили.

Сверкая ризами, отсвечивая золотом хоругвей и крестов, медленно тронулись навстречу великому князю и государю попы. Опираясь на посохи, потянулись князья и именитые бояре.

Величавый перезвон колоколов поплыл над зимней Москвой, над замёрзшими речками, повис над Пушкарным двором…

Сгрудившиеся в ожидании плавки мастеровые прислушались.

Сел Степан в седло, снял шапку, тряхнул белёсыми кудрями и, приподнявшись в стременах, вперил палец в небо:

— Вот она, Русь наша московская! Чуете?

Сергуня сам того не ждал от себя, из толпы подался, взял коня за повод. Снизу вверх заглянул Степану в очи. Мелькнула мысль: «Эвона, лик в морщинах и седина виски прихватила…»

А вслух иное произнёс:

— Эх, Степан, и в дворянах служилых ты ныне числишься, и с боярством породнился, а до сих пор не уразумел, где она, Русь!

Перевёл дух, снова заговорил:

— По мне, она вот в них, — он повёл широким жестом по толпе мастеровых, — да в Пушкарном дворе, да в Москве с городами иными и сёлами!

Глава 18

В ЛЕТО ТЫСЯЧА ПЯТЬСОТ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЕ…

Везут государя в Москву Воевода васильсурский. Государева кончина.

На исходе год тысяча пятьсот тридцать третий. Поздняя, сухая осень. Ночи морозные, звонкие. Небо тёмное, в крупных ярких звёздах. По утрам горят алые холодные зори. В чистом воздухе далеко слышно, как фыркают кони и скрипит полоз по жухлой листве.

Растянулся государев поезд. Впереди вышагивают дворяне, всматриваются в дорогу. Не наскочить бы полозу на кочку, не тряхнуло бы колымагу.

Заметят какую неровность, издали ездовым машут. Те коней придержат, объезжают ухабы.

Лежит государь на медвежьей полости, ноги вытянул. Хоть и больно, а сцепил зубы, терпит.

По ту и другую сторону от Василия сидят доктор-немец и Михайло Плещеев.

У великого князя глаза открыты, в кожаный верх колымаги уставились.

Немец, доктор, съёжился, острый, бритый подбородок уткнул в ворот шубёнки.

Плещеев склонился к Василию, спросил:

— Не полегчало ль, государь? Василий повертел головой.

— Жжёт…

Облизнул потрескавшиеся губы.

— Далеко ль до Москвы, Михайло?

— К послезавтрему доберёмся, государь.

Плещеев осторожно поправил сползшую с ног Василия шубу.

— Дай испить, Михайло, в нутрях жар…

Припал губами к серебряной фляге, пил долго большими глотками. Вода стекала по заросшей щеке.

Доктор проснулся, чистым рушником вытер великому князю губы и глаза.

— А что, Михайло, чую, смерть пришла, — сказал Василий, перевёл дух. — Видать, отжил я своё.

— Почто речёшь такое, государь? — замахал рукой Плещеев. — В твои ли леты. Вона ещё княжичи Иван и Юрий несмышлёныши.

— Чать, не услышал Господь молитву, какую служили в моё здравие, — вздохнул Василий.

Позапрошлым днём сделали остановку в монастыре. Государя в церковь внесли, игумен службу правил. До половины выдержал Василий, потом велел вынести на свежий воздух.

Положили государя на паперти меж нищими и юродивыми. Они сползлись к нему, пялятся, причитают.

Велел Василий развязать кошель, щедро одарить монастырь и нищим раздать на пропитание.

Великий князь с юродивым нательными крестами обменялся. У Божьего человека доли просил.

— Не донеслась до Господа молитва, — снова промолвил Василий. — Эк, а жить охота. Слышь, Михайло? И отчего так всё устроено? Ты на сколь лет старше меня!

Промолчал Плещеев. Нет у него желания говорить, почему не он, Михайло, а великий князь умирает.

Откуда Плещееву знать, отчего прицепилась к государю болячка. В начале осени выехали на охоту, великий князь здоров был и весел. Нежданно нарыв величиной с кулак вскочил. Похудел государь, ослаб. Тает что воск. Нет мочи даже подняться.

— Ох-хо-хо, — вздыхает Василий, — а может, ещё поправлюсь? — И в глазах мелькает надежда.

— Истинно, — подхватывает Плещеев. — Вот приедем в Москву, куда хворь денется.

— Дай Бог, Михайло. А кто это воет? Никак волки!

— Увязались стаей. Уж и огнём их отпугивали, и из пищалей били, а они идут по следу.

— Голодные, — соглашается Василий.

Пока добирались до Москвы, и зима наступила. Враз, в одну ночь, завалило снегом землю, замело дороги. Кони тянули колымагу по брюхо в снегу. У Москвы-реки задержались. Согнали люд со всего города мост строить.

Мост срубили спешно, и оттого получился он шаткий, непрочный. Жерди тонкие, слабые. Едва кони ступили, как настил затрещал, обломился, провалились кони в воду, потянули за собой колымагу.

Сергуня рядом стоял. Увидел, нож из-за пояса выхватил, давай постромки резать. Тут Игнат на помощь подоспел. А с другой стороны служилые дворяне конскую сбрую обрубили, вытащили колымагу на берег…

Стали ладить перевоз, баграми лёд крушить, с берега на берег пеньковый канат натянули. Медленно тронулся бревенчатый паром. Лёд кашицей сбился, шуршит под днищем. Василия тошнило. Не дождётся конца пути.

Но вот паром ткнулся в берег, остановился. Дворяне подняли государя на руки, бережно понесли в кремлёвские палаты. Следом, окружив великую княгиню, шли толпой бояре.


Еще от автора Борис Евгеньевич Тумасов
Власть полынная

Иван Молодой (1458-1490), старший сын и соправитель Великого князя Московского Ивана III, один из руководителей русской рати во время знаменитого «Стояния на Угре» 1480 года, был храбрым воином и осторожным политиком. Если бы загадочная смерть в возрасте 30 лет не прервала жизнь молодого князя, то в историю России никогда не были бы вписаны страшные страницы тирании князя, прозванного Грозным.


Зори лютые

Русь начала XVI века. Идет жестокая борьба за присоединение к Москве Пскова и Рязани, не утихает война с Речью Посполитой. Суров к усобникам великий князь Московский Василий III, и нет у него жалости ни к боярам, ни к жене Соломонии — в монастырь отправит ее. Станет его женой молодая Елена Глинская — будущая мать царя Ивана Грозного…Блестящий и пронзительный в своей правдивости роман от мастера исторического жанра!


Русь залесская

Роман посвящен времени княжения Ивана Калиты - одному из важнейших периодов в истории создания Московского государства. Это третья книга из серии «Государи московские», ей предшествовали романы «Младший сын» и «Великий стол».


Даниил Московский

О жизни и деятельности младшего сына великого князя Александра Невского, родоначальника московских князей и царя Даниила Александровича (1261–1303) рассказывают романы современных писателей-историков Вадима Каргалова и Бориса Тумасова.


Лжедмитрий I

Романы Н. Алексеева «Лжецаревич» и В. Тумасова «Лихолетье» посвящены одному из поворотных этапов отечественной истории — Смутному времени. Центральной фигурой произведений является Лжедмитрий I, загадочная и трагическая личность XVII века.


Александр II

Нигилисты прошлого и советские историки создали миф о деспотичности, и жестокости Александра II.В ином свете видят личность царя и время его правления авторы этого тома.Царь-реформатор, освободитель крестьян от крепостной зависимости – фигура трагическая, как трагичны события Крымской войны 1877 – 1878 гг., и роковое покушение на русского монарха.В том вошли произведения:Б. Е. Тумасов, «ПОКУДА ЕСТЬ РОССИЯ»П. Н. Краснов, «ЦАРЕУБИЙЦЫ».


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.