Земля несбывшихся надежд - [33]

Старуха взяла меня за руку. Действительно, чтобы избежать сглаза, люди нередко рисовали на лице у ребенка черную точку, которая по поверьям ограждала беззащитное дитя от завистливых взглядов. Но Мохини уже не ребенок. В растерянности я посмотрела на старую женщину.

— Что же мне делать?

Та вышла на улицу и взяла горсть земли прямо перед домом. Потом прошлась вокруг дома и взяла но горсти земли еще в двух местах. Каждый раз, когда она наклонялась к земле, она шептала какие-то молитвы. Потом Менахи вернулась в дом, добавила к земле соль и сушеный перец. Затем она сказала Мохини, чтобы та плюнула в эту смесь трижды. Мохини, которой масло нисколько не помогло, держалась руками за живот. По выражению лица было видно, что ей очень больно.

— Эти глаза и те глаза, и все глаза, которые коснулись ее, пусть сгорят в огне, — шептала женщина, подсыпая смесь в огонь.

Мы стояли кругом и смотрели, как огонь поглощал землю. Перец и соль шипели с потрескиванием и горели сипим огнем. После того как смесь полностью сгорела, пожилая женщина повернулась к Мохини и спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

К моему глубокому удивлению, у дочки прошли и боль, и лихорадка. Я от всей души поблагодарила Менахи, а она только скромно кивала головой.

— У тебя дочь — королева, не позволяй, чтобы на нее смотрели хищным взглядом, — посоветовала она и погладила морщинистой рукой густые волосы Мохини.

Тринадцатого декабря 1941 года я готовилась в обратный путь и собирала вещи. И тут в мою комнату вбежал дядя — со взъерошенными волосами и безумными глазами, он был в панике. Испуганным голосом он рассказал о том, что японцы вторглись в Малайзию. Пока мы праздновали свадьбу его дочери, они высадились в Пинанге. Было очевидно, что высокие важные британские солдаты, которых мы считали непобедимыми, убежали, бросив нас на милость Провидения. Дядя, брызгая слюной, с жаром рассказывал о том, как тысячи людей собрались на рынке в Пинанге, как глупые овцы. Как они смотрели вверх на металлических птиц и с благоговейным страхом наблюдали, каким на головы падали бомбы. Они все ждали, когда всемогущие британские войска придут, чтобы защитить их. Но им достались только боль и разочарование, и смерть, которая преследовала их повсюду.

Война. Что это слово будет означать для моей семьи? На испуганном лице дяди ясно читался ужас.

— Они наверняка скоро будут и здесь. Нам нужно спрятать рис и дорогие вещи….

Мы услышали какой-то неясный рев в небе. Это был самолет, который летел очень низко, но мой дядя вздрогнул и холодным пророческим голосом произнес:

— Они уже здесь.

Дороги были блокированы. Ехать куда-либо стало невозможно. Я была вынуждена остаться вместе с детьми у дяди.

Его дом был просто прекрасен, еда просто отменной, и единственное, что меня тревожило, так это отношение моей тети — я была для нее нежеланным гостем. Дядя большую часть времени проводил вне дома: у него было множество деловых встреч. В течение двух недель моя тетя не выражала вслух свою загадочную ненависть ко мне. Не подозревая о причинах такого к себе отношения, я не знала, как себя вести. Однажды, когда я зашла на кухню, я почувствовала на себе ненавидящий взгляд тети и, повернувшись в ее сторону, услышала, как она громко сказала, обращаясь к кому-то из слуг:

— Некоторые люди притворяются, что приезжают погостить на пару дней, а потом без смущения остаются и живут месяцами.

Я уже была полностью готова к отъезду, когда пришла новость о том, что все дороги заблокированы. И она это прекрасно знала. Она же видела упакованные сумки, которые стояли у меня в комнате. Японская оккупация никак не входила в мои планы. Я решила, что ей нужно дать отпор.

Я подошла к тете вплотную.

— За что вы так меня ненавидите? — тихо спросила я у нее.

— Потому что ты заняла у моего мужа денег и не платила ему проценты, — злобно прошипела она, посмотрев мне прямо в глаза. Она стояла так близко, что я видела не только недовольно выдвинутую нижнюю губу, но даже поры на ее коже.

Я безмолвно открыла и закрыла рот, оглушенная услышанным. Не веря своим ушам, я широко открыла глаза от удивления. На лице тети была наигранная ярость, а глаза готовы были испепелить меня. Жар ударил мне в лицо так, как будто бы она поймала меня на воровстве одежды из ее шкафа. Мой взгляд упал на деревянную статуэтку танцовщицы, выполненную в полный рост. Нежные черты, тонкая и изысканная работа радовали глаз и заставляли восхищаться мастерством резчика. Я подумала о том, сколько грузовиков стоит возле ее дома и о мешках риса, которыми забиты подвалы ее дома, выполненного в англо-индийском стиле.

Как могла эта женщина жить в таком прекрасном доме, наполненном столькими богатствами, о которых многие могут только мечтать, иметь столько слуг, выполняющих любую ее прихоть, и думать о таких мелочах, как проценты по давнему долгу бедной родственницы, которая все же смогла вернуть сумму основного долга? Насколько же жадной может быть человеческая душа?

— Я предложила ему проценты, но ваш муж сам отказался, — наконец-то смогла произнести я.

Жар на щеках стал проходить, уступая место холодному гневу и глубокому состраданию по отношению к моему бедному дяде. Я бы никому не пожелала жить рядом с этим жалким созданием, не говоря уже о собственном дорогом дядюшке. Я решила уехать в тот же день, даже если бы это означало, что мне придется всю дорогу до самого Куантана нести детей на себе. Наверное, дело было вовсе не в деньгах, а, скорее, в очевидной и искренней симпатии, которую дядя проявлял ко мне и моим детям. Но тогда я могу гордиться. Я знала, что не задержусь в этом доме ни секунды после того, как запакую все вещи. Когда вернулся дядя, я сообщила ему о своем намерении, и поскольку его уговоры ни к чему не привели, он с большой неохотой устроил наше отбытие по воде. Это означало длительное и утомительное путешествие, возможно, даже весьма опасное, но я была непоколебима. Мой рот превратился в тонкую упрямую линию.