Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка - [67]

— А что, я высевок какой, что ли? Другие к нам едут помогать по доброй воле. Неужели мы хуже? Да и дело мне найдется. Председатель сказал: трактор зимой в Бобылиху подгонят.

— Ты, что же, с председателем уже толковал? — заинтересовался Иван.

— Толковал.

— Когда же успел?

— Небось дорога в Бобылиху идет через Нестерово…

Кольку дернули за рукав. Рядом стояла Надюшка.

— Утром выезжаем. Папка с дедушкой Филимоном договорились вместе рыбачить. Степанко останется с сестрой, с Татьяной. Я на этот раз на реку пойду… Нравится, как танцуют?

Надюшкины глаза задорно поблескивали.

— Мы до света выходим, пока Степанко не проснется. А то он уже приготовился в поход.

К Кольке подскочил запыхавшийся Сашка:

— Здорово, парень! Что притулился у забора? Да вы вдвоем? Прощеньице… — Сашка многозначительно поглядел на Надюшку мол, понимаю, не задержу. — Слышал, выходите завтра? Мы тоже собираемся с Геннадием Михалычем. Не для заработка — для удовольствия. Гость у нас денежный. Фигура! Таковой и тот ему кланяется. А с нами запросто держится. Нанял папашу в проводники.

Сгущалась темнота. На Бобылиху опускалась ночь — тихая, чугунная, звезды на небе не увидишь.

Маруся Бобылева угадывалась лишь по белому платью. Посередине двора одинокое белое пятно. Вокруг, словно цветы на клумбе, светлые платья и кофточки девушек.

Гора изюбриная

Километра через три за Бобылихой узкая пешеходная тропинка все менее отчетливо виднелась в траве и наконец совсем пропала.

— В речку не войдем, а выкупаемся, — сказала Надюшка.

— Ну уж и выкупаемся, — усмехнулся Колька. — До времени пугаешься.

С его просмоленных бродней росинки скатывались не задерживаясь. Влага не проникала внутрь. Низкорослая трава не доходила и до колен. В новом костюме, с чалмой накомарника на голове, с ножом у пояса и ружьем за плечами, он вышагивал неторопливо и уверенно, как и положено промысловику, отправившемуся в дальнюю дорогу.

Их путь лежал по берегу Холодной, мимо поросших лесом гор, черемуховых зарослей. Иногда проходили возле рыжеватых, словно сложенных из кирпича, голых скал. Колька дивился, до чего же искусно поработала природа. Скалы напоминали древние развалившиеся замки — с амбразурами, с арками въездных ворот. Фотографии таких развалин Колька не раз встречал в исторических книжках.

Надюшку мало интересовали красоты природы, ее больше занимала дорога. Девочка предпочитала кромку берега зеленой пойме.

Но вот песчаных и покрытых мелким галечником берегов не стало, их сменила сплошная высокотравная пойма. От леса до воды стояла густая трава. Порой она достигала плеч. Одежда стала влажной и холодной. Капельки росы, отливающие разноцветными огнями, перестали казаться Кольке дивными самоцветами, превратились в сотни противных ледяных дождинок, которые перемещались с листьев пырея на штаны и на рубаху, сыпались градом с цветов белоголовника. Закоченели руки, озябли ноги, тело охватила дрожь. Даже собаки утратили бравый, воинственный вид. Лохматый Горюй стал как будто более поджарым и длинным. Мурзик вообще походил на мокрую крысу. Но собаки не унывали, рвались вперед сквозь травяные джунгли. Иногда они возвращались, внезапно возникая из зарослей.

Надюшке приходилось труднее, чем Кольке. Она шла первой. Колька ожидал — вот запросит пощады. У девочки был плачевный вид. Коричневое платьице и шаровары промокли.

Дорогу им преградила скала. Из-под нее, с ревом и грохотом, дробясь на огромных гранитных камнях — шерлопах, вырывалась в Холодную подземная речушка.

Дедушка Филимон и Евмен Тихонович отстали от пешеходов. Их долбленки, наполненные продуктами и снастями, медленно двигались против течения и только теперь подходили к плесу, от которого начиналась высокотравная пойма. Старшие махали руками, что-то кричали; из за шума речки трудно было разобрать слова.

— Кличут: поверх есть тропинка, — сказала Надюшка. — По ней уже пошла Венера.

Что за выскочка эта Надюшка! Колька обрадовался было короткому отдыху на гладких камнях под начинающим припекать солнцем. А девчонке, по-видимому, страшно хочется выглядеть неутомимой путешественницей. У самой посинели щеки, посинели губы, а командует:

— Полезем, что ли?

Волей-неволей приходится подниматься с камней. Хмурься не хмурься — Надюшка не желает замечать. Полезла на скалу следом за собаками.

Первой до ближнего уступа добралась Венера. Стоит, посматривает вниз, словно приглашая: «Давайте сюда! Следуйте за мной!»

Цепляясь за камни и кусты, Колька достиг уступа. По пути он разогрелся. Подъем оказался трудным. Лишь издалека скала представлялась невысокой. А теперь нет ей конца и края. Даже низкорослые цепкие деревца, которые много лет карабкались кверху, так и не смогли достигнуть скалистой вершины.

— Осторожнее. Вниз не гляди, — наставительно предупредила Надюшка. — С непривычки голова может закружиться.

— О своей думай! — проворчал Колька, раздраженный трудным подъемом и Надюшкиной неутомимостью. Назло девочке он шагнул к краю уступа: «На, получай!»

Непонятно, как он удержался. В глазах потемнело. Мысли смешались. Колька невольно отпрянул назад, ухватился за березовый кустик. Уступ скалы по высоте мог спорить с пятиэтажным домом, а внизу, в камнях, крутились, неистовствовали ослепительно-голубые буруны.