Земля - [32]

По мнению Кан Гюна, в деревне, где ощущалась острая нужда в земле, вряд ли могли найтись противники этого плана. А если бы и нашлись, то разве только из числа помещиков, у которых конфисковали землю. Да и помещики выступили бы против предложения Кан Гюна совсем не потому, что оно каким-то образом ущемляло их интересы, а просто из принципа, со злости. Осушение болота сулило даже некоторые выгоды помещикам: их плантации были расположены выше целины, которую предполагалось поднять, и, следовательно, вода, подаваемая на новые пахотные земли, должна была бы пройти через плантации помещиков. Но их звериная злоба ко всему, что исходило от новой власти, была так велика, что в порыве этой злобы они не считались с собственными интересами.

Кан Гюну подвернулся в это время удобный случай поговорить с крестьянами.

* * *

Ким Мен Бэ, живший в деревне Бэлмаыр, считался зажиточным крестьянином. Нужда обходила его дом.

Весной прошлого года у Ким Мен Бэ умерла мать. И на днях он должен был отмечать годовщину со дня ее смерти.

В этом краю существовал своеобразный обычай: с особенной пышностью устраивать похороны и столь же пышно отмечать траурные годовщины.

Надо сказать, что похороны, так же как и бракосочетания молодых людей, не достигших определенного возраста, были здесь явлением обычным.

Крестьяне изо всех сил старались, чтобы траурные торжества проходили как можно пышнее, они вкладывали в это дело все свои скудные средства.

И стоило только пройти по округе слуху, что у кого-нибудь умер родственник или кто-нибудь собирается отмечать траурную годовщину, как в дом, где свершалось столь знаменательное событие, набивалась масса народу. Люди не ленились пройти пешком по десять ли ради того, чтобы присутствовать на траурных пиршествах. Свое соболезнование приходили выразить как знакомые, так и почти, а то и совсем незнакомые люди. О родственниках — близких и дальних — нечего и говорить!..

Работа на полях замирала на это время: крестьяне бросали любое дело, каким бы неотложным оно ни было, и спешили в дом, где должна была состояться траурная церемония.

Влекло их туда не только стремление показать свои добрососедские чувства и отдать долг вежливости, но и желание попировать, хоть один день вдоволь поесть да выпить. Они знали, что селянин, дом которого посетила смерть, обычно ничего не жалеет, для того чтобы как следует угостить гостей. Если умирал родственник у какого-нибудь богатея, тот резал несколько волов, тратил огромное количество риса, наполнял самогоном большие глиняные кувшины. Столы у него ломились от множества всяких яств.

Чем пышнее, обильней, богаче трапеза, тем больше гостей. Они целыми толпами появляются в доме с раннего утра, рассаживаются за столами и, захмелев, начинают вспоминать о покойном, воздавая ему хвалу и честь. Многие из гостей по нескольку дней не уходят из хозяйского дома; вместе с хозяевами они совершают все обряды, какие полагается совершить, и, конечно, пьют, не переставая, самогон и поедают все, что стоит на столах.

Расходы на трапезы велики и у богачей, и у простых крестьян. И, казалось бы, устройство таких трапез должно было разорить крестьян… Но на деле этого не получалось. Обычай не позволял прийти на траурное пиршество с пустыми руками. Гости приносили хозяину деньги. Пожертвования бывали различными; каждый жертвовал, сколько мог, и лепта бедняка часто не превышала одной воны. Но бывали и такие гости, чей вклад равнялся десяти, а то и двадцати вонам. Поэтому, чем больше собиралось гостей, тем больший доход был у хозяина.

Истратив на устройство траурной трапезы уйму денег, богатый хозяин получал от своих гостей несколько тысяч вон.

Хозяева победнее также из кожи вон лезли, стараясь не отстать от местных богатеев. За последнее время у гостей прибавилось и хитрости и расчетливости: они держали себя на пиру, как торговцы на ярмарке. Чем богаче было угощение, тем охотнее они лезли в карман, тем больше выкладывали денег.

Перед домом, где идет пиршество, восседал обычно писарь, который вносил в толстую тетрадь имена гостей и проставлял против имени гостя сумму, которую тот пожертвовал. Богачи сажали у ворот своих домов по нескольку писарей. Рядом с большими столами, за которыми пристраивались писари, стояли несгораемые шкафы. И казалось, что здесь не дом, погруженный в траур, а бухгалтерская контора.

Несколько лет назад у Сон Чхам Бона умерла старая жена, и он закатил богатейшее траурное пиршество. Прослышав об этом, жители города хлынули к нему, как на воскресную ярмарку. Они входили в дом, отвешивали в знак своего глубочайшего соболезнования низкий поклон и усаживались за столы. Всегда скупой и жадный, хозяин на этот раз был щедр. Гостям выносили лапшу, рисовый хлеб, самогон, фрукты, вафли. Насытившись и опьянев, гости, кряхтя, лезли в свои карманы и огрубевшими пальцами отсчитывали деньги. Довольные угощением, они вручали писарю вместо одной воны — две или три.

* * *

Кан Гюн хорошо знал Ким Мен Бэ. И он вместе с председателем волостного крестьянского союза решил пойти к нему на трапезу, устроенную в память покойной матери. Ведь там они могли бы узнать между делом мнение бэлмаырских крестьян насчет поднятия целины: у Ким Мен Бэ должна была собраться чуть ли не вся деревня.