Земля, которой нет - [34]

Казалось бы ничего не произошло, но почему зверь припадает на одну лапу, почему взгляд его ужесточился, а усы дрожат в нетерпении погрузить клыки в человеческую плоть. И тут взгляд узнает в растянутой в воздухе алой нити, дорожку из зависших в невесомости капель крови. Но проходит неуловимо краткое мгновение и на песок сыплется красный дождь, окрашивая рассыпанное золото в цвета пожара. А на боку силха растягивается красная полоса, заливающая шкуру тем же цветом.

Зверь зарычал, разевая свою огромную пасть. Многие на трибунах вздрогнули. Закричали дети, сдавливая руки родителей, побледнели девушки, прижимаясь к столь же бледным парням. Многие отшатнулись, поджав губы, но спокоен был боец. Все так же мерно билось его сердце, все так же крепко руки сжимали сабли.

Силх, зарычав, что было мочи оттолкнулся задними ногами и даже молнии не осталось в воздухе. Лишь повеяло холодом от близости Седого Жнеца. Лишь замерло сердце, а глаза уже видели растерзанное тело, оторванные руки и распоротую броню, обнажившую выкатившееся из грудины сердце.

И сколько бы не был быстр силх, но гладиатор двигался медленно. Плавно взметнулась его левая рука, степенно следовала за ней правая. И пусть это были движения, схожие с вальсом упавшего весеннего листа, дрожащего на сухом ветру, но видеть их могли не многие. В плавности своей они были быстрее урагана, стремительнее первой влюблённости, горячее пылающего солнца.

Гладиатор был словно ветер, то тихий и кроткий, то свирепый, неумолимый, сметающий все на своем пути. И силх был сметен. В противоположную сторону трибун вдруг врезался полупрозрачный серп, оставивший в древнем камне двадцатисантиметровой глубины разрез.

За спиной бойцы упал на ноги хищник. В последней раз взревел он, а потом в воздух устремился фонтан крови и две разные половины того, что когда-то было целым оповестило об окончании боя. Взревели трибуны, затрубил горн, а гладиатор, убрав так и не запачкавшиеся в крови сабли, вдруг резко повернул голову. На миг мы встретились взглядами. Пришло время уходить, но кто знает, быть может это был не боец, но воин.

Конец интерлюдии

Ворон, размером с гигантского орла, скрылся в вышине. Мне все так же казалось, что я его уже где-то видел. Но не было времени на раздумья, нужно было возвращаться обратно. И я, держа руки на саблях, развернулся в противоположную сторону и наслаждаясь воплями зрителей, под гвалт их аплодисментов, направился к уже поднявшейся стене.

На следующее утро ко мне подошел Старший Малас.

— Говори чего хочешь, — сказал он, следуя традиции. — Вина? Будет тебе лучшее вино? Еды, будет тебе вкуснейшая пища. Женщину? Будет самая горячая. Хочешь все сразу? Будет тебе все сразу.

— Прогулку, Старший Малас, я хочу прогулку.

Старец склонил голову набок, сверля меня взглядом, который я начисто проигнорировал.

— Тебе смажут глаза мазью и через час сможешь выйти. Время до заката.

— Так точно, — ответил я, наслаждаясь непередаваемой реакцией.

И мне осталось только ждать служанок, ждать, осознавая со всей четкость, что нас осталось лишь четверо.

Глава 5. В ножнах

В очередной раз оставив за спиной Арену с её песком, комнатушками, плацом и всем остальным, я вышел на улицу. В воздухе все так же витала какая-то легкая праздничность. Вспомнив свою карту я направился на север. Учитывая, что мастерская находилась на юге, то это было, пожалуй, самое верное решение.

На улицах было оживленно, но при этом не было той неторопливости и радужности как в прошлый раз. Все куда-то спешили, слышались крики, а порой брань и ругань. Народ готовился к празднику. Сегодня на Термуне был то ли Новый Год, то ли нечто подобное. И именно на следующий день каждый из халаситов, достигших определенного возраста, получит свой билет в относительно взрослую жизнь. В храме жрецы (как я их называю) определят к чему тяготеет человек и приставят к тому или иному маласу.

Так что неудивительно, что на меня не особо обращали внимания и я, наконец, мог позволить себе затеряться в толпе. В прошлый раз меня легко опознавали по своеобразной одежде, но в этот раз я, наученный тяжелым опытом, оделся как подобает. На ноги простецкие сандалии стоящие из обитой кожей дощечки и двух ремешков на пальцы. На тело цветастый халат, столь безумной расцветки, что без рези в глазах не взглянешь. В волосы пришлось вплести какие-то то ли фенечки, то ли еще что-то. Но здесь так ходили, без преувеличения — все, так что пришлось соответствовать.

В этот раз мой путь пролегал через весьма странную переправу. Это был некий плавающий мост, вся суть которого заключалась в том, что он действительно медленно дрейфовал по довольно таки спокойному течению городского канала. Так что, найдя его сегодня на цветочной улице, к вечеру он мог вполне удачно переместиться к, скажем, улице Художников. В общем, эдакий кочующий приз для тех, кому повезет. Мне повезло.

Осторожно переступив через нехитрый поребрик, я мысками нащупал гранитную поверхность. И даже не спрашивайте у меня, как гранит может плыть по воде, сам не представляю. Зажмурив глаза, уже приготовившись к нежданному погружению в довольно-таки холодную воду, я перенес вес на правую ногу и резко вскочил на мост. Но никакого погружения не произошло. Как бы это глупо не звучало, но я твердо стоял на ногах на каменном плавающем мосту.