Земля и небо. Записки авиаконструктора - [76]

— Договорились.

Пока готовились к дальнейшим испытаниям, педантичный и осторожный заместитель главного конструктора по прочности, не замешанный в историю с «условным коэффициентом», Александр Караваев предпринял официальный демарш — написал мне служебную записку: «В связи с тем, что расчет прочности крыла Як-40 велся с применением эмпирического коэффициента 0,9, прочность крыла может быть обеспечена только при условии дополнительного размещения по контуру его поперечного сечения добавочных силовых элементов».

Ничего себе, заявочка! Он, Караваев, предупреждает, а вы там как хотите.

Взял я это послание и демонстративно, на глазах у Липкина, порвал и бросил в корзину.

— Пусть Караваев перестраховывается на здоровье, но «размещать добавочные силовые элементы» легко на бумаге, да не так просто в готовых крыльях, которых серийный завод уже понаделал не один десяток. Будем продолжать статиспытания так, как договорились.

После того, как со страшным треском рухнуло наше последнее крыло, выдержав 98,5 % от нормативной нагрузки, даже Липкин стал меня уговаривать, что большего крыло без капитальных усилений уже не выдержит.

— Я бы с вами согласился, однако не могу не обратить вашего внимания на особенность разрушения: полка-то основного лонжерона лопнула возле центрального стыкового узла, где она подсечена и ослаблена, став явно неравнопрочной соседнему месту. Предлагаю компромисс: на этом испытания прекращаю, но в серийных крыльях все же введем дополнительную накладку изнутри в районе подсечки с самой первой машины. А там посмотрим. Ведь еще предстоят контрольные статиспытания серийного самолета всего целиком, а не отдельных агрегатов по очереди.

На том и порешили.

Все это может показаться слишком нудным и скучным, если бы не забавный финал этой истории. По случайному стечению обстоятельств контрольные статиспытания серийного Як-40 проводились в лаборатории Воронежского авиазавода. Среди несокрушимых стальных колонн огромного испытательного зала под самым потолком был распят, словно Иисус Христос, серебристый самолет, ожидая своей участи.

Кроме непосредственных участников, посмотреть на это зрелище пришли свободные военпреды и Алексей Туполев, сын знаменитого авиаконструктора, на ходу обмениваясь репликами по адресу Александра Яковлева.

— Посмотрим, посмотрим, как это яковлевское дерьмо развалится.

— Других-то учить легко, самому еще надо подучиться немного.

Наконец в лаборатории наступила напряженная тишина, нарушаемая только лаконичными возгласами:

— Даем 70 % нагрузки…

— Есть 70 %, есть 70 %, есть… есть… есть…, — отвечают наблюдатели каждого динамометра, установленного возле локальных силовозбудителей.

— Даем 80 %.

— Есть 80 %, есть 80 %, есть… есть… есть…

— Даем 90 %.

— Есть… есть… есть…

— Даем 95 %.

— Есть… есть… есть…

— Даем 98 % разрушающей нагрузки.

В напряженной тишине стали раздаваться слабые потрескивания.

— Есть 98 %… есть… есть…

— Даем 100 %. — Голос ведущего испытания возвысился, напоминая торжественные звуки патетического голоса Ю. Б. Левитана (известный диктор радио, читавший важные сообщения во времена Великой Отечественной войны). Крылья и оперение самолета изогнулись гигантскими дугами, фюзеляж тоже заметно деформировался, слышались громкие потрескивания, но самолет все еще держался.

— Продолжаем нагружение до разрушения. Даем 101 %… Даем…

— Трах, бах, тарарах!

Со страшным грохотом, подняв тучи пыли, самолет Як-40 разрушился при 101,5 % нормированной разрушающей нагрузки.

Вот она, желанная минута, когда гром ломающихся конструкций отдается в сердце сладкой музыкой!

Никогда не забудется и сцена на аэродроме в Жуковском. Вот в двухместную пилотскую кабину Як-40 усаживается в одиночку лихой летчик-испытатель А. А. Щербаков, приглашенный из ЛИИ специально для опасного испытания самолета по срыву в штопор. В пассажирской кабине закреплен рассредоточенный балласт, заменяющий пристегнутых к сидениям доверчивых пассажиров.

Через несколько минут мы наблюдаем с земли, как самолет, набрав метров 800 высоты, теряя скорость, качнулся, имитируя срыв в левый штопор. Выровняв самолет и снова набрав потерянную высоту, летчик сваливает его теперь в правый штопор, но, видимо осмелев, упускает момент вывода из штопора и только после полувитка правого штопора, оказавшись почти на спине, едва успевает вывести самолет из отвесного пикирования вблизи от земли.

Ответственный за летные испытания Керим Бекирбаев молча отводит Щербакова в летную комнату, наливает ему стакан слаборазведенного спирта и только после того, как тот выпивает, спрашивает:

— Ну, как?

— Крепкий бочонок, — проговорил летчик, отдышавшись и нюхая корочку черного хлеба. — Я уж подумал, что отлетался.

Вот она, награда за труд конструктора, промелькнуло у меня в голове. Ради этой минуты стоит настойчиво добиваться слаженной, добросовестной и целеустремленной работы множества людей, причастных к созданию нового самолета.

Что скрывать? Таких радостных минут у авиаконструктора выдается маловато, зато неприятных — хоть отбавляй. Начиная с первого полета.

Вот, отлаженный, тщательно проверенный, уже проделавший пробные рулежки самолет Як-40 допущен методсоветом ЛИИ к первому полету. В него забирается экипаж в полном составе: летчик-испытатель Арсений Колосов, второй пилот Юрий Петров, ведущий инженер Юрий Висковский. Пока они запускают и опробывают двигатели и выруливают на старт, я выхожу на летное поле и подхожу к тому месту взлетно-посадочной полосы, где должен произойти отрыв самолета от земли.