Земля горячая - [45]
Я забралась в кубрик «Прибоя» и начала разбирать погрузочные ордера. Проверила — все как будто сходится. Едва кончила сверку, — гляжу, мы уже подошли к «Тургеневу». На рейде разгулялась высокая волна. Лешка попросил меня поторопиться, так как ждать долго нельзя — нужно взять плашкоуты и, пока не разыгрался шторм, вернуться в Усть-Гремучий.
Трудно подниматься на судно по штормтрапу. Веревочная лестница, ржавый бок корабля, качаешься на пронзительном ветру, а внизу, как в пропасти, накипая, бьется гремучий вал океана, дрожат уставшие руки, кружится голова. Как далеко еще до палубы!.. Хватит ли сил добраться до поручней леерного ограждения? Но вот в конце концов я на «Тургеневе».
Первым, кто подал мне руку, был Борис Шеремет. Я удивилась:
— Ты чего тут?
— Лес грузил.
— А-а!
— Домой вместе?
— Наверно…
Помахав Борьке рукой, я помчалась ко второму помощнику, быстро расправилась с коносаментами и передаточной ведомостью и бегу к трапу. Но тут подали радиограмму из диспетчерской — просят закрыть акт учета стояночного времени. Я бросилась бегом к вахтенному помощнику. Несмотря на то что я очень торопилась, Лешка уже начал вызывать меня с «Прибоя» тревожными гудками. Шторм нарастал. Бухали о борт валы. Ветер, косматый и грубый, нес над океаном вместе с мокрым снегом рваные клочья пены. Мне хотелось во что бы то ни стало закрыть и акт учета стояночного времени. А Лешка, надрывая мое сердце, все звал и звал отрывистыми гудками. Что он, взбесился, что ли? Я и сама понимала, что надо торопиться, но разве за пятнадцать минут оформишь документы?
Наконец я снова у штормтрапа. Меня вышли провожать второй и вахтенный помощники капитана. Они были очень удивлены, что в такую погоду к ним на рейд направили женщину. Я пошутила:
— А чем мы хуже вас, мужчин?
Лешка кричал и ругался на чем свет стоит. Я чувствовала свою вину и не оправдывалась.
Ветер неистовствовал. «Тургенев» скрылся вдали за белесой, беспрерывно текущей пеленой косого снегопада. Из-за снегопада не видны входные створы Усть-Гремучего. Лешка начал волноваться, попросил на рации диспетчера порта сигналить ракетами. А тут еще чуть не порвало буксирный трос, который соединял плашкоуты. Он подвергался сильным рывкам от совместного действия северо-западного ветра, с силой до восьми баллов, и крупной зыби со стороны океана.
В рубку вошел Борька Шеремет и сказал Лешке:
— Через бары в такую погоду не войдем…
— А как же быть? — спросила я его.
— Галя, иди в кубрик, — попросил меня Лешка, — и не мешай, а ты, Боря, пожалуйста, проверь буксир… — И начал зло ворчать: — Вот гады, им в кабинете хорошо зады греть, нашли, где сокращать штаты! Разве можно в такую погоду не иметь под руками ни помощника, ни матроса?
— В чем дело?
— А в том, что команда положена в девять человек — трое на берегу отдыхают, а шестеро работают. В Панине и во Владивостоке команды так и скомплектованы, а здесь… Не дай бог, случится что-нибудь с машиной. Один механик не управится, а тут еще рация отнимает время…
— Возьми на помощь грузчиков.
— Скажет тоже, грузчиков! Велик от них прок. Слава богу, что Борис среди них есть, так ведь он судоводитель, а остальные — ни бум-бум, толку от них как от козла молока. Ни за что больше не выйду на рейд с командой в два человека, пусть лучше снимают!
Видимости по-прежнему не было. Прошел час, другой — маяки как сквозь землю провалились. Судя по времени, мы давно уже должны были находиться в порту, но пока что океан выматывал из нас души.
Подул береговой ветер. Лешка взял курс двадцать один градус лево руля. Я решила не уходить из рубки, хотя чертовски замерзла. Мне хотелось дождаться той минуты, когда мы войдем в устье реки. Я уже начинала переживать, что слишком много времени потратила на оформление документов и из-за этого нас накрыла темнота.
К ночи ветер достиг ураганной силы. Океан за иллюминатором ревел, дыбился стеной. Опираясь на переборку, Лешка всматривался в темноту. Огромная волна, угрожающе взмыв над катером, ударила в надстройку, хлестнула капитана по лицу.
— Под килем двести метров, — доложил Борис.
— Все, значит, тащит в океан, плохи дела, — вырвалось у Лешки.
Когда мы шли по направлению ветра, было сносно, а как только изменили курс, нас понесло в океан, стало отклонять от курса. Примерно часа через два машина начала работать с перебоями. Лешка с Борисом переглянулись.
— Что случилось? — спросила я.
— Черт его знает, я не дизелист, — проворчал Лешка.
Борис спустился в машинное отделение. Там суетился возле фильтров механик — думал, что засорились, сменил — не помогло. Тогда Борис выбрался на палубу и, задыхаясь от ветра, весь мокрый, пополз вдоль леера — его неотступно мучила мысль: где же повреждение? Наконец удалось обнаружить его, — оказывается, волной сорвало гайку и выбило кингстон, к солярке примешалась вода. Из-за этого двигатель и барахлил, а вскоре и совсем заглох. Лешка тут же по рации сообщил в порт о случившемся.
— Двигатель вышел из строя. Несет в океан!.. — крикнул он в микрофон, и голос его, как я заметила, дрогнул.
Я тоже на миг поддалась его настроению. Дыхание перехватило.
В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.
"Самое главное – уверенно желать. Только тогда сбывается желаемое. Когда человек перестает чувствовать себя всемогущим хозяином планеты, он делается беспомощным подданным ее. И еще: когда человек делает мужественное и доброе, он всегда должен знать, что все будет так, как он задумал", даже если плата за это – человеческая жизнь.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.