Земля горячая - [43]
— На гастроли собрался, Жора? — подмигнул ему Кириллов.
— А ты как думал? Моряк — человек свободной жизни. Чего мне терять на свете? Вся собственность — гитара, тельняшка да веселая душа…
— Трепло ты, а не моряк! — бросил кто-то невидимый из-за толпы.
Булатов весело улыбнулся:
— А ну, морячок, дай-ка гитаришку. Давно не держал в руках.
Жорка вручил Булатову свое сокровище, бросил при этом косой взгляд в ту сторону, откуда послышалась обидная реплика.
Булатов прошелся по струнам, подкрутил колки я вдруг тряхнул с перезвоном «Камаринскую», да так лихо, что все заулыбались, один лишь Жорка сверлил толпу злым взглядом.
— Хороша гитарка, морячок, — проговорил Семен Антонович, — звонкая!
— Звонкая, да жизнь наша, начальничек, нынче не звонкая!..
— Чем же это она не звонкая? Грошей нема?
Грузчики разом загомонили, двинулись к Булатову.
— Ты, начальничек, брось шутковать, нам не пять лет, носы утираем сами.
— Спецовку обещали дать, рукавицы, а где они? На, посмотри на руки, — Один из грузчиков протянул руки — они были в кровавых мозолях. — С такими руками попробуй трос завести в мороз. Где телогрейки, где брюки и валенки? Гони, начальничек, не обеднеешь.
Я смотрела на Жорку и думала: «Так вот, оказывается, кто держит людей во власти неписаных тюремных законов! Тельняшка да гитара…» Меня удивило и в то же время обрадовало, что Жоркина власть дала трещину, «Трепло ты, а не моряк!..» — звенело в моих ушах.
Семен Антонович вдруг рассмеялся.
— Я их «Камаринской» для знакомства, а они… Что ж, вольному воля. Кто хочет работать — быстрей засучивай рукава, кто пятки мажет салом — не удерживаем, тикайте.
В это время к столу протиснулись Толя Пышный и начальник ремонтно-строительного участка Григорьев. Крепко расставив ноги, Григорьев переглянулся с Булатовым.
— А ну, скажи, скажи им красное словцо!
— Я, товарищи, тоже четыре года как вернулся оттуда, откуда и вы, — начал Григорьев. — Отдубасил семь лет, и меня, как вас, никто с распростертыми объятиями не встречал, условий для жизни не создавал, жена от меня отказалась, ушла к другому. А я все же не упал духом, начал работать и учиться, получил специальность, женился, забрал у бывшей жены дочь.
Гул в коридоре утих. Слова Григорьева задели ребят за живое.
Слово попросил Толя Пышный.
— Сегодня я, товарищи, видел, как играет в барах наша Гремучая. Ох, и свирепа ж, сатана! Волны, сами знаете, кипят, в щепки крошат что ни попадись. Вот, думаю, течет река, вода на стрежне мутная. Чего только нет в ней: вулканический шлак, пепел, ил, песок! А прошла Гремучая бары, перебесилась, глядишь, начинает на левой отмели очищаться: песок, шлак и пепел оседают на дно, а волна пошла себе к океану, чистая, веселая, звонкая, как хрусталь… Так и с людьми…
Грузчики внимательно слушали Толю. Кто-то сказал: «Силен кореш!» А Толя без обиняков спросил:
— Что у вас было с агитатором, за что избили его?
— Эй, пятая, выходи! — скомандовал Покровский-Дубровский.
В дальнем углу коридора зашевелились, зашептались, и, словно пробка из бочки, выскочил к столу плотный, невысокий мужичок.
— Гражданин агитатор… — начал было мужичок.
Ему тут же подсказали:
— Не гражданин, а товарищ!
Он, смутившись, продолжал:
— Да-да, товарищ! Вы уж извините — привык… Ну так вот, товарищ агитатор сам виноват. Зачем он нас обидел? «Вам, говорит, в каталажку всегда дорога открыта!» Да еще обозвал Петруху бандитом, а он у нас работяга! Ну, мы, конечно, агитатора вежливо попросили уйти, пока не поздно, а он давай повышать голос. А на нас, товарищ начальник, голос повышать нельзя, мы шибко нервные люди, потихонечку надо с нами. Двинули мы агитатора к двери, а он сдачи нам, ну и пошло. Здорово дерется, сукин сын! Наших троих крепко саданул. Сильный, чертяка! А все-таки, если у вас так уж положено в каждую бригаду агитатора закреплять, нам его не надо, пришлите другого, с этим кашу не сваришь, откровенно говорим.
Я тут же подумала: «Сашка глупо повел себя, надо как-то исправить его ошибку». И тут слова попросил Сашка.
— Прошу извинить меня, товарищи, — глухо проговорил он. — Погорячился я… Кулаки — они, знаешь, иногда чешутся…
По коридору пронесся одобрительный смешок. А когда Сашка попросил у грузчиков разрешения приходить к ним не как агитатор, а так просто, сзади выкрикнули:
— А не боишься, что ребра пересчитаем?
Сашка ответил:
— Не боюсь, потому что знаю, этого больше не повторится, и еще скажу: доволен и рад, что в вас есть гордость…
— Берите себя в руки, хлопцы!.. — сказал Булатов.
— Верно, начальник. Пьянства у нас много, время идет на распыл. Есть такие, сами на работу не выходят и других запугивают…
Я почувствовала, как между нами рождается близость. Грузчики говорили зло, но откровенно. Сашка Бес нашел в себе мужество признаться, только Жорка по-прежнему смотрел вдоль коридора сузившимися, колючими глазами…
Перед самым концом собрания в коридор с улицы, в облаке морозного пара, ввалился кладовщик. Отдуваясь, он нес в обеих руках по огромной связке телогреек.
— Давай их сюда! — крикнул ему Семен Антонович.
Кладовщик кое-как пробился к столу и сложил свою ношу в кучу. Булатов, закурив, облокотился на груду телогреек, как будто только и ждал их, чтобы отдохнуть. Ребята выжидающе смотрели на него. «Зачем это он велел притащить сюда спецовки? — подумала я. — Неужели их не могли выдать через склад?»
В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.
"Самое главное – уверенно желать. Только тогда сбывается желаемое. Когда человек перестает чувствовать себя всемогущим хозяином планеты, он делается беспомощным подданным ее. И еще: когда человек делает мужественное и доброе, он всегда должен знать, что все будет так, как он задумал", даже если плата за это – человеческая жизнь.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.