Земля горячая - [37]
О, я тогда и в самом деле чувствовала за своей спиной крепнущие крылья. Как хорошо мне было стоять около Валентина! Взгляд его был устремлен вперед. На моих губах блуждала улыбка. Наш катер несся быстро-быстро. Валентин неожиданно повернулся ко мне и спросил взглядом: «Тебе хорошо?» Я посмотрела на него и тоже ответила взглядом: «Очень. Я так счастлива!»
Взволнованная, я полчаса спустя переступила с Валентином порог Усть-Гремучинского загса. Конечно, загс на Камчатке не похож на Ленинградский дворец бракосочетаний — всего-навсего маленький, простой, рубленный из бревен домишко. Даже не верилось, что в этом невзрачном здании зарегистрируют наше счастье. И тогда еще мелькнуло в голове: «А зачем вообще люди регистрируют свое счастье, зачем каким-то казенным бумагам доверять большие чувства?..» Но закон остается законом…
Нас с Валентином в домишке не ждали ни ковры, ни музыка. Заведующий загсом, седой камчадал в черном костюме, прищурив узкие раскосые глаза, долго вглядывался в наши лица, доверчиво обращенные к нему, седому человеку, представляющему сейчас закон, старался как бы проникнуть в самую затаенную глубину наших сердец, потом после долгого раздумья торжественно произнес:
— Дорогие жених и невеста! Сегодня вы соединяете свои жизни в один прочный союз, основываете новую семью. Помните: каждый из вас — со своим характером, со своими привычками, а это значит — вас ждут и радости, и заботы, и споры, а может быть, и беды…
Признаюсь, меня тронули его слова, лишенные всякой казенщины.
— Вы доверяете друг другу самое большое богатство — свое счастье, свою молодость, — продолжал он. — Хотелось бы сказать вам словами поэта:
Я не сразу вспомнила, чьи это слова. Были они до боли знакомы, и я напрягала память, чтобы вспомнить их автора. Щипачев! Да-да, Щипачев. Мысленно я вновь и вновь повторяла так полюбившиеся слова: «А песню нелегко сложить…» Сама того не замечая, я невольно задумалась. Задумалась не столько о себе, сколько о человеке, стоявшем передо мной. Камчадал жил когда-то в чуме, спал на оленьих шкурах, а теперь читает Щипачева. Смотри, как мудр, как поднялся! Было что-то трогательное в его отцовской седине. Пока он оформлял документы, я по-прежнему стояла в задумчивости.
— Достань семьдесят пять копеек, — незаметно толкнул меня локтем Валентин.
— Почему семьдесят пять? — удивилась я.
Валентин и заведующий загсом рассмеялись.
— Потому, что свидетельство о нашем счастье стоит рубль пятьдесят, деленное на два — семьдесят пять! — потрясая передо мной небольшим листком бумаги, торжественно произнес Валентин.
Я растерялась:
— Но у меня нет с собой денег…
Заведующий загсом улыбнулся, похлопал меня по плечу, потом похлопал Валентина, положившего на стол полтора рубля, и сказал:
— Все хорошо, идите и будьте счастливы.
Всю дорогу до катера Валентин шагал рядом со мной молча, изредка пожимая мои пальцы, покоившиеся в его горячей ладони. В такие минуты мы останавливались и радостно смотрели друг другу в глаза.
Тогда напиток из чаши нашего счастья еще не отдавал горечью.
Река перед нами плескалась улыбчиво, с какой-то мудрой, ласковой добротой. Белый катер мчался — водяные крылья вразлет, нос поверху. Того и гляди — взмоет над берегом и улетит. Бурун из-под винта, казалось, кипел еще веселей, расходясь в обе стороны: один вал катился к левому берегу, другой — к правому. Оба вала похожи были на бесконечный ряд прожитых дней. Одни из них были хорошими, другие — плохими.
Берега теперь уже не встречали нас, а провожали. Они как будто пропускали наш свадебный катер через какую-то свою глубокую тайну и постепенно становились почти неразличимыми, загадочными, уходили к горизонту и, возможно, сливались там, позади нас, воедино.
Потом я помню шумную застолицу родичей Валентина, на которую не пришли мои друзья, беспокойные дни, метания… И вот конец всему. Разошлись…
Значит, речные берега тогда все-таки не могли слиться…
А может, и я в чем-то виновата, может, Булатов прав?.. Я стала припоминать, что же хорошего сделала я для семьи? Выходит, что уют в доме создавал главным образом Валентин, а я… я только лишь выискивала, придумывала недостатки в его характере. Мне стало горько от такого признания. «Валька, Валька, что же мы с тобой наделали?..» Я потянулась к пальто, едва не сдернула его с крючка, намереваясь бежать к мужу просить прощения… В эту минуту я невольно бросила взгляд на часы — была глубокая полночь. Мне стало страшно. Я опять уткнулась в подушку, оставшись наедине со своими нелегкими мыслями. «И слякоть будет, и пороша, ведь вместе надо жизнь прожить…» — шептала я в подушку. А мы прожили каких-то два месяца и уже разошлись. Нет, нет, этого быть не может, не должно быть — мы вновь встретимся, Валька, встретимся и, перебивая друг друга, спросим: «А помнишь?..» Сколько очистительного в этом «помнишь?» будет для наших сердец! Я лежала и думала, в памяти невольно возникал человек, которому мы дали слово… Как я смогу смотреть в глаза седому камчадалу?..
В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.