Земля горячая - [30]
Мы отправились домой, весело переговариваясь. Такого хорошего настроения давно у меня не было.
— Валя, давай позанимаемся, надо в школу готовиться.
— Давай.
Начали с физики. Я открыла учебник, пробежала глазами несколько абзацев, потом прочла вслух задачу о работе мотора и хотела было уже объяснять ее Валентину, как он отчаянно замахал руками. Я поняла — ему хочется разобраться самому. Я вышла за водой. Через полчаса вернулась. Валька с самодовольным видом подал мне тетрадку.
— Подумаешь, задача! Семечки.
Я посмотрела, как он решил. Все правильно. Еще бы на знать ему механики: дизель все время под руками.
Глаза Вальки сияли мальчишеской гордостью. Я тоже радовалась. Быть тебе стармехом!
Мы сидели с ним рядом, подобревшие, размягченные удачей. Вдруг Валька вскочил, озорно подхватил меня и приподнял высоко-высоко. Я ойкнула.
— Ну что, веришь теперь в мою силу?
— Верю, верю, отпусти только, ради бога.
— Да я тебя всю жизнь готов!..
Он поставил меня на пол, и мы закружились в каком-то сумасшедшем импровизированном танце. Жаль, что негде было по-настоящему развернуться. Комната не танцплощадка. Мы наткнулись на кровать и со смехом повалились на нее. Мне было приятно чувствовать Валькину силу, проворство, ловкость. Я взъерошила его волосы и попыталась вырваться из цепких Валькиных объятий. Но он разгадал мой маневр и стиснул еще крепче. Но я все-таки сумела словчить и освободилась.
— Побаловались, и хватит, займемся русским, — сказала я, беря со стола книгу, и тут же принялась подбирать предложения для диктанта.
Когда я оторвала взгляд от книги, то увидела Вальку уже сидевшим за столом, но теперь он был совсем-совсем не тот. Взгляд его погас, на лице полное безразличие, томительная усталость. С чего бы это? Неужели задача так вымотала его? Ведь только что он заразительно смеялся, готов был сокрушить горы.
— Пойдем дальше, — как можно мягче проговорила я и, не торопясь, по слогам, как маленькому, стала диктовать первое предложение: — «Весенняя вода смыла домишко и давай беситься меж берез».
Валькины брови сошлись в шнурок. Сбочив слегка голову, он старательно выводил буквы. Каким ребячески прилежным казался он мне в эту минуту! Нам бы с тобой, Валька, за одной партой в ту далекую пору… Почему, в самом деле, не привелось нам сидеть вместе за одной партой?
Прошло двадцать минут. Я взяла тетрадку. Боже мой, сколько ошибок!
«Вада смыла».
— Валя, ты водник или «вадник»?
Он догадался, что попал впросак, нахмурился.
— Да кто же пишет «дамишко»? Есть слово «дом», а не «дам».
Больше часу возилась я с Валькой, объясняя правила, снова писали, и все равно ошибок невпроворот. Валька разозлился, а я пришла в отчаяние.
— Кто же тебя сделает грамотным, если ты сам не хочешь стараться?
— На ляд мне твоя грамота…
— А как же сдашь на механика, ведь ты и азов не знаешь? Путаные отчеты курам на смех станешь составлять. Тебя тут же в три шеи погонят! Что у тебя было в школе по русскому?
— Трояк.
— Не верится.
— У матери табель в сундуке. Хочешь, покажу? — И, тут же передумав, он махнул рукой. — А ну ее к богу, эту грамматику. Пошли погуляем, доброе дело сделаем, насчет дров к Сливе зайдем.
Обойдя лесной причал, мы вышли к домику Сливы…
Неуютен зимний океан. Злые студеные ветры, снегопады, туманы скрывают берег. Но как только опускаются сумерки, вспыхивает огонь маяка. Не электрический — он бы мгновенно затерялся во тьме зимней ночи, — нет, вспыхивает яркое белое пламя ацетиленовых ламп, вспыхивает и зеркальным рефлектором отбрасывается миль на десять в океан. Так время от времени перемигиваются моловой и створные огни маяка Сливы. Огни эти радуют, веселят сердце моряка, судно которого затерялось в штормующем океане, согревают его душу, напоминая о близости берега и родного дома…
«А где же сам повелитель огня?» — подумала я.
При входе в дом мы встретили пожилого человека, старчески прищурого, совсем не похожего на моряка, нарисованного моим воображением, — богатыря, зажигающего мощный свет. Но так или иначе Слива был моряком, об этом свидетельствовал треугольник тельняшки, видневшийся из-под воротника рубахи.
Мы поздоровались, Валентин кивнул на меня:
— Вот моя половина хочет познакомиться с маяком.
Слива потоптался на месте, вынул из кармана связку ключей, улыбнулся и сказал:
— Что ж, это можно.
Он открыл дверь прихожей, взял в углу щетку с длинной рукояткой, протянул нам.
— Обметите, пожалуйста, обувь. Сами понимаете, тут у меня как на корабле.
Несложное хозяйство Сливы блещет чистотой. В специальном месте баллоны с ацетиленом. От одного из них, выкрашенная ярким суриком, устремляется вверх трубка. Поднимаемся по узкому крутому трапу на маяк. Вот и последняя площадка. Через небольшую дверь выходим на балкон, опоясывающий башню маяка. На той стороне, что обращена к океану, укреплена лампа. Слива достает из кармана замшу и начинает, в который уж раз, шлифовать линзу…
— Впервые я увидел огонь этой лампы, — проговорил задумчиво Слива, — лет тридцать назад. Тогда мы с отцом завербовались и приехали сюда на путину. Помню, вышли рыбачить затемно. Смотрю — с берега мигает огонек, будто в прятки затеял с нами играть. «Что это, батя?» — спрашиваю у отца. «Маяк», — отвечает он. Сколько таинства тогда показалось мне в этих огнях и так я позавидовал труду человека, зажигающего их, что долго не мог успокоиться…
В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.