Земля горячая - [26]

Шрифт
Интервал

— Утрем нос рыбокомбинатовцам!

И утерли. Сразу после демонстрации мы повалили в клуб. Рыбаки встречали нас шумно. И вот я с Сашкой снова на сцене. Зал постепенно притих, как бары в утренний час, только лишь в дальнем углу подвыпившие рыбаки метали играть. Я не выдержала, прервала диалог с Сашкой и, шагнув к авансцене, крикнула в зал:

— Комсомольцы, поднимитесь!

Со скамеек встали рослые парни. Ребята поняли меня с полуслова — бузотеры были выметены из зала, как шелуха с палубы. Сашка незаметно пожал мне руку.

— Молодец!

Одобрение его обрадовало меня. Значит, наши разногласия и ссоры — в стороне, значит, он понял, что я тогда просто погорячилась. Пока я думала обо всем этом, Сашка два раза подавал мне реплики, наконец я освоилась и снова вошла в роль.

Как только кончился концерт, я, стараясь не замечать злого лица Валентина, пригласила ребят к себе. И они пошли, и это был мой настоящий праздник. С ними я совсем забыла о том, что надо идти к свекрови. Все забыла. Мне с друзьями стало так хорошо, что я опомнилась только тогда, когда хлопнула дверь.

— Кто это вышел?

— Валентин…

«Наверно, за папиросами», — подумала я и снова стала угощать своих гостей.

— Вы только попробуйте капусту: объеденье — не капуста! Вот вам и Камчатка! А рыбка — никогда, наверно, такой не едали…

Сашка отрезал от чавычьего брюшка дольку, наколол на вилку и провозгласил:

— Хлопцы, налетай — царская еда! Выпьем за хозяйку!

Лешка и Толя принесли в ведерке спирт. Продавался он из бочки на разлив, а ввиду того, что у ребят посуды, кроме ведерка, никакой не оказалось, они взяли спирт и дома развели его водой, у меня разлили в графин и бутылки, и теперь Лешка, подвыпив, приставал к Лене, куда она спрятала бутылку спирта.

Неожиданно я вспомнила о Валентине — что-то долго его нет. Я вышла в коридор и столкнулась в полутьме с Борисом и соседом, камчадалом Ваней Толманом. Конечно, позвала их к себе. Хотя за столом ни одного свободного места не было, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде, — хлопцы подвинулись и посадили с собой вошедших. И только они устроились, как меня позвали в коридор. Передо мной стояла Наташа, жена Вани.

Оглянувшись вокруг — нет ли кого, она сказала мне, что Валентин велел передать — он у матери и, если нужен мне, чтобы я шла туда, а с этой оравой, — Наташа кивнула подбородком на мою комнату, — ему здесь сидеть, мол, нечего.

Что же делать? Попросить ребят выйти из комнаты я не могла, да и не хотела, а потом они не орава, а люди, настоящие парни!

— И почему он такой нелюдим? — вздохнула я.

— Вся семейка такая, — сердито сказала Наташа.

— Какая «такая»? — поинтересовалась я.

— Живут как затворники — ни к ним никто, и они ни к кому. Боятся людей.

— А чего бояться-то? Что у них, дом от добра ломится, что ли? Ничего дорогого — ни ковров, ни мехов — не примечала я.

— Они деньгу копят, из-за этого и сыну, вашему мужу, не дали учиться, пацаном на работу пристроили.

Я почувствовала, что краснею, мне вдруг стало стыдно, что я обсуждаю Валиных родителей. Незаметно замяв разговор, я потянула Наташу в подъезд.

Погода во дворе резко изменилась пошел мокрый снег. Мы с Наташей закрыли дверь на улицу и вошли ко мне в комнату. Здесь было и тепло и весело. Гости мои пели какую-то странную, незнакомую, но удалую песню. Я тоже стала подпевать:

Али-баба, смотри, какая баба!..

Лена настойчиво расспрашивала Наташу, страшно ли жить в Усть-Гремучем зимой. Наташа, смеясь, ответила:

— Как везде. Зимой тут даже лучше, чем осенью.

— Почему?

— С водой удобнее. Наберешь пресного льда, сделаешь под окном склад, вот тебе и не надо сторожить у проруби пресную воду.

— А как землетрясения?

— Так же, как и летом.

Лешка, услыхав беседу, вмешался:

— О, зимой хуже. Зимой землетрясения бывают в океане, и тогда нашу кошку перехлестывает водой…

— Да ну тебя, уже нализался, — отмахнулась от него Лена, — только и знай пугает.

— А зачем расспрашиваешь, все равно жить придется!

Шура взяла гитару и запела чистым, звонким голосом:

Я не хочу, чтоб кто-то догадался,
Что нет любви хорошей у меня…

Борис не сводил с нее глаз, и если кто-нибудь из ребят начинал подпевать ей, он закрывал тому рот ладонью — не мешай.

Гости пели, и я была с ними, только сердце мое удрало вместе с непутевым Валентином. Десять дней, как живем вместе, и уже столько разногласий… И главное — он не хочет, чтобы я встречалась с друзьями, не хочет, чтобы я участвовала в самодеятельности, дуется, когда я поздно прихожу с собраний. Все претит ему, а я без всего этого не могу!

ГЛАВА XI

Наступила моя первая камчатская зима. Снег валит хлопьями, сырой, противный. Земля — сплошное месиво, студеный ветер с океана высекает слезу из глаз. Холодно, а грузчики все еще живут в палатках… Я каждый день выхожу на берег, все думаю — вот приду однажды и не увижу палаток… Мне так хотелось, чтобы их побыстрее сняли. Как ни говори, а моя совесть, наверно, не успокоится до тех пор, пока на берегу не останется ни одной палатки.

Лешка с Леной устроились в одном бараке с нами, только вход к ним с другой стороны, а Шура с Аллочкой живут рядом — дверь в дверь. Холостяки Сашка и Толя поселились в общежитии. Словом, Булатов нашел выход из положения. К тому же и обстоятельства сложились в пользу панинцев: два теплохода требовали ремонта, и Булатов, отправляя суда в Петропавловск-на-Камчатке, или, как у нас говорят, в Питер, так укомплектовал команду, что в бараках освободилось четыре комнаты, затем, по окончании срока договора, уволил несколько человек, и те с семьями выехали на материк.


Еще от автора Василий Антонович Золотов
Меж крутых бережков

В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.


Рекомендуем почитать
Если бы не друзья мои...

Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.


Пусть всегда светит солнце

Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.


Мой учитель

Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».


Тайгастрой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очарование темноты

Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».


По дороге в завтра

Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.