Земля горячая - [142]
Настя, строго оглядев класс, сказала:
«Случилась беда, ребята, — Лера Орлова потеряла альбом…»
Весь класс с сочувствием смотрел на Лерку, а она молчала, глотая слезы. Я же готова была провалиться сквозь землю от жалости к ней и злости на себя. Правда, в самом начале я даже подумала: «Так ей и надо, пусть не задается!» Но потом едва удержалась, чтобы не разреветься…
Шура снова вздохнула.
— Ты, наверное, думаешь, что я немедленно встала и призналась, что альбом порвала я?.. Ничего подобного. Я ничего никому так и не сказала. Мы часто ходили всем классом на лыжные прогулки, в кино, в театр, а о марках совсем не вспоминали, как будто забыли о них. Но я-то не забывала, сама понимаешь. И вот что удивительно: время шло, а меня все сильнее и чаще мучила мысль об альбоме. Я даже учиться стала хуже, честное слово! Все это так терзало мою душу, что я наконец твердо решила пойти к Насте и все-все рассказать. У меня просто не было больше сил без конца думать о Лерке и ее сокровище. Я поняла тогда, что нет ничего хуже сознания того, что ты совершила тяжелый, безобразный поступок, переживаешь, мучаешься, а о нем не знает никто. Теперь что угодно, только бы не остаться одной со своей болью. Мне казалось, что вокруг меня выросла какая-то плотная стена.
Я пошла к Насте и все рассказала ей. Она выслушала меня молча, ни разу не перебив. А когда я кончила, порылась в шкафу, достала оттуда какой-то листок и сказала тихо: «Возьми это письмо и прочти». Я робко взяла листок: писали пионеры той школы, где мы выступали. Это был ответ на вопрос Насти, не находил ли кто-нибудь из ребят альбома с марками. «Альбом мы не нашли, — писали ребята, — но сторожиха наша хотела как-то затопить печь, а в ней оказались обрывки листов с марками. И еще Коля Синцев видел, как ваша пионерка рвала альбом у школы…» Дальше шло довольно точное описание моей одежды. Я прямо окаменела, когда прочла письмо. Я боялась поднять глаза на Настю. А она так же тихо сказала: «Я давно знаю, что это сделала ты, но решила до поры до времени молчать. У человека, что бы он ни сделал, есть невидимый свидетель — его совесть. Вот я и ждала, когда заговорит твоя совесть…»
Шура вдруг встала и помогла подняться мне.
— Пора идти, Галка.
— Да ты уж доскажи до конца!
— Да тут нечего и рассказывать. Просто память мне на всю жизнь. Вот и все. Теперь, что бы я ни делала, знаю: от укоров совести никуда не скроешься. Вообще, запомни, Галка: одна ты никогда и нигде не бываешь — невидимый свидетель, твоя совесть, всегда с тобой…
Мы молча пошли к поселку.
— Вот если б твой свидетель сегодня не дремал, ты не стала бы так выскакивать, — сказала Шура.
— Значит, я неправа?
— В данном случае неправа. Не так нужно выступать в защиту друзей и доказывать свою правоту.
Мы опять замолчали. Немного погодя я спросила:
— Кого же доизбрали в бюро?
— Конечно, Булатова! Только благодаря твоей поддержке он оказался на высоте, иначе бы ему бюро не видать, как своих ушей!
Я и сама чувствовала, что поступила не так, как следовало. Шура же, словно читая мои мысли, продолжала:
— Главное, Галка, научиться держать себя в руках.
Я ничего не ответила — Шура была права. У крыльца нашего барака Шура сказала:
— Что же ты не спрашиваешь о самом главном?.. Ведь нам вкатили по первое число!..
— Говори скорей, чего ты тянешь! — выпалила я, чувствуя что-то недоброе в наигранно веселом тоне Шуры.
— А вот слушай, как записали в протокол: «За моральное разложение и раздоры с семьей объявить члену КПСС Минцу выговор с занесением в учетную карточку».
— А тебе?
— Еще хуже: «Воробьеву, ставшую между Минцем и его семьей, вывести из состава бюро и…» — Голос Шуры дрогнул.
— Ну, ну!..
— «…и рекомендовать ей оставить Минца в покое…»
— Какого же черта ты мне весь вечер заговаривала зубы! Да я сейчас этому Бакланову!.. — взорвалась я. — Идем ко мне, я сейчас же!..
— Вот потому-то я тебе зубы и заговаривала, чтобы ты, прежде чем что-то сделать, как следует подумала, — перебила меня Шура.
Она была спокойной, очень спокойной. Но мне казалось, что это было затишье перед грозой.
— Пошли, Галя, спать. Ночую сегодня у тебя, хорошо? Хочу выспаться по-настоящему.
ГЛАВА XIX
Я не спала всю ночь. Шура же, как только легла на бок, лицом к стене, крепко уснула, ни разу не повернувшись. Утром она встала по обыкновению подтянутая, но немного бледная. За завтраком я спросила:
— Что же ты теперь собираешься делать? Разойдетесь?
— Ни в коем случае. За Евгения буду бороться.
— Но ведь тебе же рекомендовали оставить его?..
— Вот именно «рекомендовали»! Я напишу Лиле, пусть она подаст на развод…
— Лилька не согласится, я знаю ее достаточно.
— А я уверена, что согласится. Я это поняла из нашего последнего разговора. — Шура немного помолчала. — А пока я поживу у тебя, так посоветовал Игорь.
— Неужели ты подчинишься нелепому решению? — возмутилась я. — Но ты же столько раз твердила: «Ни он, ни я друг друга не бросим!» И вот при первом же дуновении ветерка…
Шура, пристально посмотрев на меня, встала из-за стола и подошла к зеркалу. Не торопясь, вытащила шпильки из волос, взяла расческу и только тогда повернулась ко мне. В ее глазах были слезы.
В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.