Земля. Долгий путь вокруг - [101]
И все же опасных моментов было множество. Как-то Воин едва не перевернулся на краю участка дороги, подмытого рекой, и его удалось спасти только благодаря быстрой реакции Василия, который прицепил к автомобилю трос и фургоном вытянул его в безопасное место. В другой раз на одной из переправ фургон едва не унесло течением, но Василий не поддался панике, и все снова закончилось благополучно.
25 июня мы достигли той самой большой реки, о которой нас предупреждали. Ну просто мать всех переправ. Владимир нам целыми днями только про нее и говорил. Увидев реку, он лишь покачал головой и сказал: «Подождем до завтра». Решение было окончательным. Ширина реки была метров триста, а стремительное течение проносило мимо целые деревья. Мы разбили лагерь на берегу, возле ржавого остова автобуса, опрокинувшегося в воду. Чарли и Владимир засиделись допоздна: водку пили, беседовали. Чарли вообще очень подружился с водителем, говорил, что тот для него все равно как отец родной. В четыре утра я проснулся и услышал, как они пьяными голосами горланят песни.
На следующее утро Чарли выглядел ужасно. Под Ната Кинга Коула, бодро распевающего, что все мы поймем, что жизнь — штука стоящая, если только улыбнемся, остальные принялись копать спуск к воде, в то время как Чарли, на которого помимо больного плеча теперь еще свалилось и тяжелое похмелье, только смотрел. Через два часа съезд был готов. КАМАЗ медленно спустился в реку, и мы запрыгнули в его кузов. Сотрясаясь от течения, он перевез нас на другой берег, где мы перелезли через кабину, спрыгнули на землю и снова начали трудиться. Где-то через час мы разгладили край откоса достаточно, чтобы КАМАЗ смог въехать на сушу.
— Ура-а-а! — Это закричал Чарли, высоко раскинув руки, невзирая на больное плечо. — Блин, мы сделали это! — По его лицу катились слезы. Мы все обнялись. Несокрушимая крепость пала. Через три с половиной недели после выезда из Улан-Батора мы пересекли Сибирь. Последняя большая река на внушавшей ужас и обросшей небылицами Дороге Костей осталась позади.
Мы выгрузили мотоциклы из КАМАЗа. Владимир показал мне и Чарли большой палец и махнул рукой на дорогу, словно говоря: «Вперед!», а затем развернулся на зад к реке, чтобы подобрать машины группы поддержки.
Я менял масло, поскольку набрал в двигатель воды, когда услышал вовсю гудящий приближающийся автомобиль. Из него выпрыгнули и побежали к нам Костя и Таня, наши очередные посредники.
— Вы же сказали — три дня! — кричали они, обнимая нас.
— Мы и сами так думали, — оправдывался я.
— А мы ждали вас семь дней. Семь дней в этой машине.
Мы извинились. Матушка-природа рушит все графики. Протянув нам стаканчики с лапшой быстрого приготовления, Таня сказала:
— Мы можем провести ночь здесь, среди целых туч комаров, или же подняться на сопку, там есть вода и комаров поменьше.
— Тогда поехали на сопку, — решил я.
Позже ребята сказали, что были удивлены, увидев нас одних — грязных, провонявших, перепачканных маслом, с разбросанными по обочине инструментами, ковыряющихся в моем мотоцикле. Они ожидали, что мы будем в трейлерах «Winnebago» и с целым полком ассистентов, как и полагается звездам.
Мы проехали дальше и встали лагерем, а чуть позже подтянулись группа поддержки и водители грузовиков.
Для Владимира работа закончилась. Он открыл бутылку водки и в мгновение ока, что называется, нажрался. Настало время веселиться. Бог мой, как же он напился!
Я в жизни ничего подобного не встречал.
На следующее утро Чарли вновь залился слезами, когда настало время прощаться с Владимиром. Они долго обнимались, а затем мы проехали по грунтовке почти шестьсот пятьдесят километров до Карамкена и разбили на ночь лагерь. Ох, и комаров там было — целые тучи.
Эти твари постоянно кружили вокруг нас и, кажется, проникали повсюду. Пока в котелке кипятилась вода, десять-пятнадцать насекомых залетели в него и теперь покачивались в воде, словно в джакузи. И на ужин у нас вместо приправы были вареные комары.
Утром мы встали рано и обнаружили, что палатки покрыты инеем, а изо рта во время дыхания идет пар. Стояла середина лета, однако подмораживало. Было 28 июня, мы на день опережали график и готовились проехать последние несколько километров до Магадана. Мы быстро позавтракали, собрались и в семь часов выехали. По дороге мы заметили самосвал, съехавший в канаву у обочины. Мы залезли на него, чтобы сфотографироваться, и только тогда поняли, что водитель до сих пор в кабине.
— Харошо? О’кей? — крикнул я бесформенной куче под одеялом: видна была лишь шерстяная шапочка.
— Нормалек! — последовал ответ и взмах рукой — мол, отстаньте.
Где-то километрах в восьми от Магадана я встал на пеги, замахал руками и начал орать во всю силу легких. Мы сделали это! Из Лондона через Европу и Азию до самого Тихого океана. Я ощущал себя Валентино Росси, выигравшим Мото Гран-при. Сейчас мне все было по плечу! Вскоре мы поднялись на сопку, и в долине внизу вдруг увидели Магадан. Я остановился у Маски Скорби — это памятник жертвам сталинских лагерей — и слез с мотоцикла, испытав настоящее потрясение. Мы с Чарли подошли к краю выступа, с которого открывался вид на Магадан, и присели. Положив подбородки на перила и болтая ногами, мы молча смотрели на город внизу и на море вдалеке. Последний раз мы видели открытое море, когда пересекали Ла-Манш, да и то ехали тогда по тоннелю на поезде. Теперь же перед нами простирался Тихий океан. Через несколько дней мы сядем на самолет, перелетим через океан в Америку, и самая трудная часть путешествия останется позади. В это верилось с трудом. Перед моими глазами предстала карта, и я мысленно перебрал события предыдущих одиннадцати недель. У меня это просто в голове не укладывалось. Мы пересекли на мотоцикле аж Европу и Азию. Это было слишком грандиозно, чтобы осмыслить прямо на месте, и мне подумалось, что наверняка все это дойдет до меня гораздо позже, уже после того, как я вернусь домой к жене и детям.
