Земля без солнца - [6]

— Черт побери, — вскричал он, — да ведь это тот самый малый, который налетел на меня возле университета!

И с удвоенной яростью он выскочил из мраморной комнаты. Его одежды не было на кушетке. Профессор схватил мохнатую простыню, опрокинул рюмку с коньяком.

— Да ведь это он лежал тогда под простыней в той комнате!

И уже с утроенной яростью, кутаясь в простыню, закричал Роберт Гампертон:

— Марсель! Марсель! Марсель!

Никто не шел. Тогда в одной простыне кинулся он в свой кабинет. Его кресло было занято! Им же самим!! А худой охотник на львов стоял возле двери, направляя револьвер в то самое место мохнатой простыни, под которым билось многоученое сердце. Однако профессор не знал страха, когда был в ярости. Он кинулся на охотника, как один из львов желтой пустыни. Но сильные руки схватили его сзади, платок упал на его лицо, острый запах кольнул ноздри, и профессору показалось, что он летит прямо на зеркальное дно самого большого в мире телескопа.

Глава 6 Испорченный медовый месяц

— Да, вот уже одиннадцать лет прошло с тех пор, как сумасшедший Гогенцоллерн вздумал воевать с миром и с Францией… Я помню, как вбежал ко мне мой племянник Баптист. «Дядя, — крикнул он мне, — я иду воевать с немцами!» — А я его помню вот каким… Идешь воевать? — Делаю строгое лицо. — Без глупостей, ты еще молод. «Я иду воевать… За Францию!» — И когда он сказал «за Францию»… О… я уже не мог говорить… Я сам заорал «Да здравствует Франция!» Мы орали полчаса, мы бы орали час, если бы тогда нас не позвали ужинать… Я подарил ему сто франков… В начале войны это были не плохие деньги. Совсем не плохие.

Говоривший это толстенький лысый человек без пиджака поднял вверх один палец. Собеседник, бравый господин при рыжих усах, издал одобрительное ворчание.

— Сто франков, — повторил он с удовольствием, — отличные деньги!

Вечерело. По тихому морю потянулись вереницы рыбачьих лодок. Где-то, в каком-нибудь казино, заиграла музыка.

— А кто тебя позвал ужинать, Огюст? — спросил женский голос из комнаты, на балконе которой велась беседа.

— Меня позвали ужинать… гм… очевидно, моя… первая жена.

— Тебе, по-видимому, очень приятно вспоминать при каждом удобном случае свою первую жену?..

— Дитя мое, это пришлось к слову.

— Я, однако, никогда не прихожусь к слову…

— Это потому, что я постоянно о тебе думаю…

— Вчера ты вспомнил какие-то туфли, которые тебе вышила эта твоя… жена… точно я не вышила тебе целого халата… А я-то думала… я-то думала…

Из комнаты донеслось что-то вроде «хлип», «хлип».

Толстенький человек посмотрел на обладателя превосходных рыжих усов, подмигнул ему, откинулся на кресло, и на лице его изобразилось сладостное умиление.

— Сюзо, — нежно сказал он, — где моя кошечка?.. Кс… кс…

Молодая женщина, в чепчике и в пеньюаре, выбежала на балкон и, ухватившись нежными ручками за красные уши толстяка, поцеловала его блещущее от солнца темя. Рыжеусый красавец великолепным жестом выразил свое восхищение перед таким семейным счастьем и так хлопнул себя по бедру, словно выстрелил из пистолета.

— Этот счастливец Дюко! — вскричал он.

Дюко посадил себе на колени молодую женщину, и лицо его вдруг стало торжественным.

— Да, — сказал он, — ты прав, мой друг, я счастлив. Я счастлив не потому, что могу постоянно ласкать это молодое упругое тело… Да… ну, что же, я не сказал еще ничего такого… Я счастлив не потому, что я, вот почти пожилой человек, обнимаю любящую меня почти девушку… Я рад, что нашел в ней человека… И кроме того мне приятно думать, что была война, что чуть ли не двадцать миллионов людей погибло от пуль и сабель, что где-то там, в России — большевики, а у нас тихо… плещется море… из кухни аппетитно пахнет жареным бараньим боком, а дела в парижской конторе идут все лучше и лучше…

— Опять ты начал говорить про эту противную политику, — воскликнула юная и пылкая жена, — бутуз ты мой драгоценный! Скажи лучше, какого варенья сварить тебе побольше на зиму?

Дюко сделал серьезное лицо. Он размышлял с минуту и, наконец, сказал:

— Клубничного.

И опять рыжий гигант хватил себя по коленке.

— Этот счастливец Дюко! — вскричал он.

Молодая женщина, поцеловав второй сверху подбородок, своего мужа, убежала в комнаты, будто немедленно намерена была приступить к варке варенья.

— Надо делать вид, что придаешь большое значение их вопросам, — сказал Дюко, — у них свой круг интересов, у этих влюбленных фей! Да. Так вот я и говорю. Приятно знать, что ты в безопасности, Что никто ничего у нас не отнимет… Ибо теперь ясно — время социализма еще не настало!

Из-под рыжих усов вырвался презрительный свист.

— Филантропы провалились на всех фронтах!

— Они хотели сжить со света нас, буржуа!..

— Ха, ха, ха!

— Ха, ха, ха!

Шурша и шумя, ложились на песок волны прибоя, перед маленькой дачей, на балконе которой сидели собеседники, пестрели цветы, и чем ниже садилось солнце, тем сильнее и пьянее становился их аромат.

— Тебе тоже нужно жениться, старина, — сказал Дюко, — большое счастье иметь жену… И опять-таки не потому, что в такие ночи вместо того, чтобы бегать и искать, тебе стоит только протянуть руку… Да… Хотя и это уже очень важно… Но иметь рядом с собой влюбленное в тебя кроткое и нежное существо… Этакую маленькую толстушку, покорную твоим капризам… Что? Ты будешь отрицать, что это прекрасно?