Земли, люди - [58]

Я, все-таки, не думалъ, что онъ популяренъ и въ Саардамѣ!

________________________

Высокій старинный домъ на «Iodenbreetstraat». Двадцать пять лѣтъ тому назадъ художникъ Іосифъ Израэльсъ напомнилъ амстердамскому муниципалитету, что существуетъ и медленно разваливается домъ, о которомъ не мѣшало бы позаботиться. Городъ всполошился, деньги нашлись, домъ отремонтировали и «привели въ такой видъ, въ какомъ онъ былъ въ семнадцатомъ вѣкѣ». Тамъ собрали коллекцію гравюръ великаго художника, книги, написанныя о немъ на разныхъ языкахъ. Теперь это достопримѣчательность Амстердама, значащаяся во всѣхъ путеводителяхъ по Голландіи: «домъ, въ которомъ жилъ Рембрандтъ».

Правильнѣе было бы назвать: «домъ, изъ котораго выгнали Рембрандта».

Это довольно обычная исторія, часто повторявшаяся во всѣ времена въ разныхъ странахъ міра. Человѣкъ былъ въ модѣ, и ему платили деньги, — очень смѣшныя по теперешнимъ цѣнамъ на его картины, но по тому времени немалыя. Потомъ онъ вышелъ изъ моды, и ему перестали платить деньги. Онъ былъ художникъ, — вмѣсто того, чтобы въ лучшія времена копить флорины и относить сбереженія въ банкъ, онъ тратилъ ихъ довольно безразсудно, да еще дѣлалъ долги. Заказы перестали приходить, стали приходить кредиторы. Выяснилось, что у него нѣтъ большого дарованья, да собственно никогда и не было. Въ будущее должника заимодавцы не вѣрили. Однимъ словомъ, имущество Рембрандта было продано съ молотка. Протоколъ распродажи теперь «хранится, какъ святыня», въ архивѣ города Амстердама, — въ качествѣ предмета гордости можно было бы хранить что- либо другое. У Рембрандта были картины, старинныя вещи, разныя бездѣлушки. Одинъ глубокомысленный изслѣдователь весьма серьезно пишетъ, что изъ протокола распродажи коллекцій видно, что обитатель дома былъ знатокъ, — этотъ цѣнный выводъ можно было сдѣлать и безъ протокола распродажи коллекцій.

До сихъ поръ исторія, повторяю, обыкновенная, съ тѣмъ, разумѣется, осложненіемъ, что ея жертвой оказался одинъ изъ величайшихъ художниковъ всѣхъ временъ. Конецъ же нѣсколько необыченъ и въ «лѣтописяхъ искусства», хотя всего онѣ, эти лѣтописи, насмотрѣлись. Богатство смѣнилось бѣдностью, бѣдность перешла въ нищету. Слава ушла безъ рецидива. Новыхъ заказчиковъ не было, это отбило охоту и у старыхъ. Въ 1661 году по чьей-то протекціи городъ Амстердамъ заказалъ Рембрандту для ратуши картину на историческій сюжетъ. Ободрившійся старикъ написалъ самую большую изъ всѣхъ своихъ картинъ: въ ней было около двадцати квадратныхъ метровъ. Картина не понравилась и вдобавокъ была признана слишкомъ громоздкой. Изъ нея нарѣзали ломтей; сохранился только одинъ, — присяга заговорщиковъ на мечахъ, теперь составляющая главную гордость галлерей Стокгольма. Это одно изъ самыхъ мрачныхъ произведеній Рембрандта.

Неуспѣхъ большого заказа, повидимому, добилъ старика. О концѣ его жизни мы лишь недавно кое- что узнали, да и то очень немного. Въ бывшей у меня статьѣ о Рембрандтѣ, написанной еще только семьдесятъ лѣтъ тому назадъ, сообщается, что на старости онъ ничего не писалъ, — между тѣмъ, въ это время были созданы, быть можетъ, самыя совершенныя его картины. Извѣстный историкъ живописи Филиппо Бальтинуччи писалъ въ концѣ 17-го вѣка, что Рембрандтъ переселился въ Швецію и тамъ умеръ. Другіе историки сообщали, что онъ окончилъ свои дни гдѣ- то въ Англіи. Только въ недавнее время, по разнымъ стариннымъ документамъ, преимущественно, по сохранившимся архивамъ амстердамскихъ нотаріусовъ, удалось выяснить, какъ Рембрандтъ провелъ послѣдніе годы жизни. Бумаги эти напечаталъ съ нѣмецкимъ переводомъ Гофстедъ де Гротъ въ третьемъ томѣ «Источниковъ исторіи голландскаго искусства».

Въ этомъ сборникѣ можно отыскать самые удивительные документы. Такъ, напримѣръ, мы находимъ въ книгахъ нотаріуса Пэрслакена за 1667 г. {53} протоколъ описи имущества поэта Асселина. У него была картина Рембрандта, — какая, не сказано, — ее оцѣнили для залога, въ придачу къ мебели, въ десять флориновъ. Изъ другой нотаріальной записи выясняется, что въ 1662 году Рембрандтъ долженъ былъ продать могилу съ останками своей жены (мѣсто для кладбища пріобрѣталось для другого умершаго); въ протоколѣ этой сдѣлки владѣлецъ могилы, кстати сказать, названъ Рембландтомъ{54}, — такъ забытъ онъ былъ въ ту пору. Мы узнаемъ еще, что для пропитанія онъ нанимался свидѣтелемъ на разныя церемоніи, гдѣ требовались платные свидѣтели{55}. Выяснено также и то, что молодые голладскіе художники иногда за небольшую плату, приглашали старика — въ качествѣ натурщика. Такъ, онъ «позировалъ» Фабрицію для картины, изображавшей смертную казнь: престарѣлый подслѣповатый Рембрандтъ (зрѣніе его очень ослабѣло въ послѣдніе годы), съ засученными рукавами и поднятымъ топоромъ, представлялъ палача. Жаль, что тогда не было фотографіи: эту сцену стоило бы запечатлѣть для потомства. Можетъ быть, онъ давалъ молодымъ художникамъ и совѣты; можетъ быть, они его совѣтовъ не слушали: авторитеты того времени мало цѣнили живопись Рембрандта. Самый модный, загребавшій деньги художникъ-портретистъ конца 17-го вѣка Лэрессъ писалъ: «Рембрандту удается только гниль. Онъ видитъ въ сюжетѣ лишь мѣщанскую и вульгарную сторону; своимъ желто-рыжимъ колоритомъ онъ далъ пагубный примѣръ того, какъ»... и т. д. «Все же его живопись не совершенно плоха», — снисходительно заканчиваетъ свою оцѣнку Лэрессъ.