Зелменяне - [25]
— Ты занята? — спрашивает он Тоньку.
— А что?
— Ты спешишь?
— А что?
Дело в том, что у Цалела созрел план. Теперь, после того как Тонька окончила вуз, они оба поедут в Одессу. Он там снимет комнату у моря, виллу, — так все делают. Они будут сидеть себе на балконе и заниматься каждый своим делом. Вечером варить черный кофе, читать молодую поэзию, проводить время. Ну?
— У тебя есть папироса?
У него есть табак на самокрутку.
Прежде всего она не курит самокруток, сказала Тонька. Что касается одесской виллы, то это ей ничего не говорит — ни уму, ни сердцу. Она не привыкла жить в виллах. А этот идеал — пить кофе и читать молодую поэзию — что-то ей тоже не по душе, по правде говоря, она может обойтись и без поэзии.
— Ну хорошо, а ты что насчет этого думаешь? — спрашивает Цалел, как будто Тонька обязана над этим думать.
— Я, в сущности, ничего об этом не думаю…
Он тогда вынул изо рта самокрутку и спросил, брызгая слюной:
— А что думает твой Яшка рыжий?
Она недобро посмотрела на него и пошла в другую комнату.
С этим Цалелом плохо и так и этак. Говорят, что розовый недуг за последнее время так прижал его, что он вынужден был слечь в постель. Он пролежал несколько дней и все вздыхал нараспев.
Музыка как раз полезна в таких случаях.
Оставаться дольше в постели он все же не смог и отправился блуждать по улицам. Он ходил к реке, где Тонька летом купалась, и там ему стало еще тоскливее — одному возле свинцовой воды, среди отблагоухавших полей. Последние несколько журавлей пронеслись в низком тумане над самой головой.
С реки он пошел прямо к тете Гите и сказал:
— Вы знаете, тетя, что ваша Тонька мне начинает не нравиться?
— А что? — огорчилась тетя.
— Вообще. Все ее поведение, ее товарищи.
— Непорядочные товарищи, говоришь?
— Вот увидите, толку от нее не будет, — и Цалел при этом сильно покраснел.
Что поделать?
Тетя Гита считает Цалела благородным молодым человеком, не из теперешних сорванцов, но она не вмешивается, раз она молчит, так уж молчит.
Молодежь, молодежь! Она сидит с торчащими чупринами, с оторванными пуговицами. Она сидит у дяди Зиши на кушетке. Она смеется. Тонька сгибает руку в локте и спрашивает:
— Смотри, Боровка, у меня сильный бицепс?
— А у меня? — спрашивает близорукая Нюта.
— А у меня? — кричит Анька.
— Товарищи, — отвечает Боровка, — это не мускулы, а криворожский антрацит!
— Нержавеющая сталь, — говорит Яшка рыжий.
— Это курская аномалия, — говорит Боровка.
Она (молодежь) смеется.
Тонька вглядывается в окно и видит — ночь лунная.
— Пошли! — говорит она. — Лунная ночь!
В первой комнате полутьма. Цалел дяди Юды сидит там, опершись о стол, и курит самокрутку. Он видит, как, смеясь, вываливаются из дверей эти восемь сорванцов.
Примирение
Каким образом Соня дяди Зиши поладила с отцом, толком неизвестно. Об этом ходят разные слухи. Есть сведения, идущие от тети Гиты, что после долгих споров с ее родственником, торговцем мукой, Павел Ольшевский будто бы обещал при свидетелях: как только он немного освободится от работы, он сейчас же перейдет в еврейскую веру. Насколько эти сведения далеки от истины, можно судить хотя бы по тому, что, во-первых, Павел Ольшевский вообще неверующий — он, между прочим, уже побывал чуть ли не во всех тюрьмах для политических, — а во-вторых, переход в еврейскую веру связан для мужчины с определенными трудностями, о которых здесь не стоит распространяться.
Ближе к истине другая версия: что дядя Зиша написал об этом деле длинное письмо московскому раввину и тот как будто ответил: нужно пока молчать и принять кару со смирением. А насчет того, что будет дальше, так об этом ясно сказано у нас в законе. Раввин, утешая его, приписал мелкими буковками, что подобное уже случалось во времена вавилонского изгнания, при Эзро и Нехемье, и что нет ничего нового под солнцем. Отсидеть шиве он все же советовал.
Дядя Зиша, который не терпел Зелменовых, распространил эту историю о московской открытке сначала в синагоге, где он после неудачного брака Сони стал своим человеком, и лишь потом, с большим опозданием, эта удивительная весть пришла в реб-зелменовский двор.
Дядя Юда сразу решил, что история с открыткой — вранье. И чтобы убедиться в этом, он однажды, когда дядя Зиша вышел на крыльцо проветриться, открыл форточку во двор и крикнул:
— Зиша, может быть, ты покажешь мне открытку, которую получил из Москвы?
Дядя Зиша ему хладнокровно ответил:
— Московская открытка написана по-древнееврейски, и ты в ней поймешь ровно столько, сколько свинья в апельсинах.
— Так дай хотя бы поглядеть издали!
— Открытка как открытка, — ответил спокойно дядя Зиша.
Может быть, он и получил эту открытку из Москвы. Может быть, да, а может быть, и нет. Одно только известно — что Соня дяди Зиши не переставала приходить к отцу домой, а иногда даже выходила оттуда заплаканная.
Никто не мог понять, что там, в этом спесивом доме, происходит.
Дядя Ича все смотрел из своего окна и часто забегал к дяде Зише справиться, который час. Там, в доме, всегда царила суровая тишина, лишь несколько пар часов тикало на темных стенах.
Но от дяди Ичи не могло быть секретов.
Однажды вечером он заметил, что у Зиши закрылись ставни раньше времени. Долго блуждал он по мокрому двору, боролся сам с собой, покуда все же не посмотрел в щель ставни. Он увидел странную вещь: в большой комнате, у светлого стола, сидели дядя Зиша, зять и дочь и пили чай. Он сразу догадался, что дядя Зиша, наверное, помирился с дочерью.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.