Зелменяне - [21]
Радиоприемник она приняла за стенные часы.
Сентябрь месяц. Прозрачные дни и прохладные, светлые ночи. Пахнет сырыми, опустевшими полями. В окнах серо. Именно в эти прохладные, прозрачно-желтые дни у Фалка загорелась фантазия. Он совершенствует радио и слушает теперь уже почти всю Европу. Он изучает азбуку Морзе. Он готовится на коротковолновика.
А в прохладные, серебристые ночи, когда одни лишь электрические отсветы скользят по реб-зелменовскому двору, поспешно открываются маленькие форточки в домах и взбудораженные Зелменовы перекликаются:
— Алло, алло, алло!
— Берлин!
— Москва!
— Варшава!
— Бухарест!
Соня дяди Зиши
Ну а как же Соня дяди Зиши, та, которая служит в Наркомфине, что она собой представляет?
Человек как человек.
Почему ей всегда немного холодно? Почему она сидит на кушетке, укутавшись в платок, и ежится? Эту манеру она унаследовала от тети Гиты, которая протащила подмерзшую раввинскую кровь в их семью.
У Сони дяди Зиши слишком белая для Зелменовой кожа, к тому же у нее сияющие, голубые белки, которые светятся особенно ночью и очень нравятся в Наркомфине.
Ее любят люди начиная с тридцати пяти лет и старше.
Бывает, она выходит из Наркомфина, а за ней идут чуть ли не пять спецов; она поеживается и улыбается то одному, то другому, потом они все расходятся обедать.
Обитатели двора, может быть, и любят ее, но особых дел с ней не имеют: у нее какие-то совершенно чуждые манеры, не зелменовские. Куда дальше! Даже для Тоньки, с которой она спит в одной кровати, она тоже почти чужой человек. Впрочем, им просто некогда переброситься словом, потому что и спать-то они ложатся в разное время, и только поздно ночью можно иногда услышать заспанный голос:
— Ой-ой, убери холодные ноги!
Утром Соня дяди Зиши принимается за туалет. Она раскладывает на скамье рядом с кувшином разные мыла, щеточки, порошочки. Она не торопится и моется битый час.
Дядя Зиша смотрит косо на все эти никелированные штучки, но, так как надо идти в ногу с сегодняшним днем, он не предъявляет к ней особых претензий. Спрашивается только: к чему может привести такое поведение?
Соня дяди Зиши не проронит, не дай Бог, лишнего слова:
В выходной день она садится на кушетку и чистит ногти. Потом она заворачивается в теплый платок тети Гиты, съеживается и читает книгу.
Вечером приходит рослый, широкоплечий белорус. Он садится возле Сони. В синих сумерках они иногда проронят какое-нибудь словечко, тихо засмеются, а иногда и этого не услышишь.
— Тургенева читаешь? — спрашивает он с нежным упреком. — Оставь!
— Прекрасно пишет, — отвечает Соня дяди Зиши. — Чутье какое! Какая гармония красок!
Когда стекла окон становятся ясно-голубыми и мебель у стен стоит плотными тенями, Соня дяди Зиши ложится на спину, закладывает руки под голову и видит перед собой знойный, туманный сон, она как бы ощущает всем телом его прикосновение. Одолевает тоска. Сердце начинает стучать сильнее. Рядом сидит Павел Ольшевский (его зовут Павлом Ольшевским) с мягко очерченным, медлительным лицом, в котором есть что-то от белорусского пейзажа. Он сидит, опершись подбородком о спинку стула, чувствует, что тоже выходит из равновесия.
Он закуривает папиросу и успокаивается.
Павел Ольшевский любит Соню дяди Зиши за то, что она тиха. Он вообще любит тишину. Так примерно он высказался однажды перед своим товарищем, председателем Салтановского сельсовета.
Он любит еврейскую тишину, которая исходит с такой щедростью от тети Гиты и в лице ее дочери обретает для его крестьянского сердца язык страсти.
Так они сидят.
Скудный белорусский вечер как бы играет на деревянной дудке. Сквозь стекла окон струится голубовато-лиловый свет, такой, какой повторяется лишь на домотканых, выбеленных полотенцах белорусской деревни. В доме переливаются тончайшие тени, а тут, рядом, на кушетке, сияют две теплые запрокинутые руки и блестят голубые белки, накаленные беспокойством.
Почти всегда в такую минуту вдруг раскрывается дверь, дядя Зиша переступает порог и спрашивает:
— Почему не зажигаете лампу? Это же электричество.
И по-еврейски, с чужой улыбкой на серьезном, натянутом лице, обращается к дочери:
— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не приводила ко мне в дом гоев!
Потом он заканчивает по-русски:
— Товарищ, моя жена может вам поставить самовар, пожалуйство!
После такой любезности со стороны дядя Зиши они как можно скорей сматываются из дому. Соня приходит домой поздно ночью. Она тихо подлезает к Тоньке под одеяло и лежит с открытыми глазами.
— Ой-ой, убери холодные ноги!
Соня лежит с открытыми глазами, покуда не начинает светать. Она думает. Глубокой ночью она решает важный вопрос. Она лежит и борется сама с собой.
Однажды, когда вопрос для нее в конце концов был решен, она закрыла глаза и сейчас же спокойно заснула.
Хвала Зелменовым, которые принимают важные решения в постелях и способны сразу после этого заснуть!
Прошло несколько дождливых дней. В одно осеннее утро дядя Зиша выскочил из дома в расстегнутом сюртуке. Он сильно прихрамывал, словно ворона с подбитым крылом.
Дядя Зиша бежал в сторону города.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.