Зелменяне - [13]

А кто такой Цалел дяди Юды?

Цалел дяди Юды — образованный, он весь ушел в науку, у него чуб, зачесанный набок, он носит очки.

Иногда, когда Цалел выходит от Тоньки, отец ее спрашивает с тревогой:

— Что делал у тебя этот самый?

Как будто он не знает имени.

Дядя Зиша ни за что на свете не хочет породниться с Зелменовыми (Зелменов не любит Зелменова).

— Довольно с меня, — говорит он, — что моя Гита попала к этим грубиянам.

К тому же Цалел еще имеет дурную привычку — время от времени кончать жизнь самоубийством. Все ломают себе голову, откуда это у него — ведь Зелменовы живут по сто лет и более. Реб Зелмеле довольно долгое время слонялся среди живых без всякого дела и все же не умирал.

Вот и не знают, откуда такое у Цалела.

* * *

Квартирка, в которой они живут, состоит из двух пустых, голых комнат. В первой комнате висят на стене брюки из чертовой кожи — здесь живет Фалк. Во второй комнате есть столик, этажерка с книгами, чайник и даже ночной горшок — здесь живет Цалел.

Между прочим, из-за этого ночного горшка однажды произошел крупный инцидент, и стоит на этом остановиться.

Была лунная ночь. Среди глубокого сна Цалел услышал, как кто-то пользуется его собственностью. Он испуганно вскочил с кровати и увидел, что среди комнаты стоит Фалк. Цалел подбежал к нему и крикнул сдавленным голосом:

— Питекантропус!

Это должно было означать, что Фалк представляет собой допотопную обезьяну, у которой еще нет никаких признаков культуры. Но Фалк не растерялся и, захлебываясь слюной, прокричал ему в ответ:

— Обыватель!

А уж это означало, что Цалел еще полон обывательских представлений.

Наутро конфликт был ликвидирован. Цалел по натуре вовсе не был таким уж плохим. Ссора среди ночи возникла исключительно по гигиеническим соображениям.

В сущности, общих интересов у них было мало. Цалел иногда возвращался ночью с какой-нибудь старинной книгой, прокрадывался тихонько в комнату и со странным, жадным огоньком в глазах просиживал над растрепанными страницами до рассвета. Он ощупывал зеленоватые плотные листы, любовался словами, буквами, всякой черточкой, что уж совсем недоступно непросвещенному человеку.

В это время Фалк в другой комнате спал, разметавшись в кровати, сбросив одеяло, и своим вечно заложенным носом высвистывал мелодии, сопровождавшие его сны о том, как он кроет крыши в Ленинграде, как он протягивает электричество через Днепр.

Случалось, что Фалк кричал со сна.

* * *

Этих двух мыслителей попросили очистить помещение, которое они даром занимают, ввиду того, что теперь у Хаеле должно быть место, где заложить фундамент для нового поколения Зелменовых. Хаеле даже купила для этой цели кровать, самовар и щетку для мытья полов. Молодым людям отдали комнату Хаеле внизу, в доме дяди Юды.

Фалк собрал свои пивные бутылки с отбитыми горлышками, шурупы, взял брюки и перекочевал туда. Потом он снес также Цалкину этажерку с книгами.

В доме у дяди Юды они вначале чувствовали себя немного стесненно.

Бывало, когда дядя Юда останавливался посреди комнаты с рубанком в руке и вскидывал свои горящие глазки поверх очков, у того, на кого он смотрел, холодела душа.

Взгляд дяди Юды как бы говорил: «Бездельник этакий, до каких пор ты будешь бить баклуши?» Или: «Балбес! Ты думаешь, я не знаю, что ты балбес?»

Они вели себя прилично и, чтобы избежать его пронзительных взглядов, отводили глаза в сторону. Как-то вечером, когда зажгли электричество, у Фалка на лице появилось торжествующее выражение. Это дяде Юде очень не понравилось, он подошел к двери каморки и сказал:

— И вы, ослы, думаете, что электричество подходит нашему двору?

* * *

С дядей Фолей дело обстояло так.

Сначала он думал, что электричество ввели в реб-зелменовский двор большевики, и он был рад, что наконец-то взялись за Зелменовых. Ясно, что электричество — дело казенное, потому что оно исходит из фарфоровых чашечек на столбах, из тех чашечек, которые всегда как бы олицетворяют государственный порядок.

Дядя Фоля отдал распоряжение, чтобы, пока он на работе, электричества не жгли. Жене вообще нельзя подходить близко к электричеству — это не бабьего ума дело. Лишь черный Мотеле может иногда, в присутствии отца, повернуть выключатель, потому что дядя Фоля считает Мотеле умным мальчиком и любит его.

Во время работы хитрый Фоля сказал хромому Трофиму:

— Зайди как-нибудь ко мне, мы зажжем электричество и немного потолкуем.

— Скажи пожалуйста! — удивился Трофим. — Кто это у вас провел электричество?

— Что значит «кто»? Известно кто — казна!

В тот день дяде Фоле на заводе проходу не давали. Он пришел домой мрачнее тучи и тут же учинил жене допрос.

Оказалось, что электричество провел Бера и уже несколько недель, как Хаеле дяди Юды ходит и жалуется, что из-за Зелменовых она стала нищей, так что теперь, сразу же после свадьбы, ей не на что жить.

Дядя Фоля на сей раз ужинал при керосиновой лампе.

Несколько дней он ходил молчаливый и, как в прежние времена, строил зловещие планы. Он выглядывал из окна во двор и думал: «Не дождутся Зелменовы, чтобы Фоля зависел от них!»

И у него шевелились усы, как у изголодавшегося кота.

В воскресенье, в первый весенний выходной день, когда Зелменовы вышли во двор одетые по-летнему, он приставил лестницу к каменному дому и стал обрезать электрические провода над своим окном. Он спокойно разбивал фарфоровые изоляторы. Зелменовы подняли страшный вой, но боялись сцепиться с этим разбойником. Фалк дяди Ичи подбежал к нему с револьвером.