Зелимхан - [27]

Высокая лампа под розовым абажуром горела над большим обеденным столом, на котором стояли пустые бутылки и грязная посуда. Воздух в комнате отдавал застоявшимся табачным дымом. Дубов полулежал на тахте и без особой охоты листал бумаги, подшитые в папке. Это занятие, как видно, еще усугубляло его плохое настроение: растущие неувязки в делах управления округом обступали его со всех сторон. Полковнику становилось страшно. Он перебирал в уме тех горцев, которые находятся в бегах, на положении абреков, тщетно пытался найти какой-нибудь способ разом покончить с ними. Устав от этих размышлений, Дубов задремал.

А в это время какой-то человек, поглядывая на светящиеся окна, осторожно пробирался в темноте со стороны обрыва к дому полковника. Вот он скрылся в саду и остановился в густой тени старых чинар, никем не замеченный, невидимый никому.

Над его головой тихо шелестела черная листва, словно кто-то ласково гладил ее. Человек поднял голову. Глубокое черное небо. Яркие звезды. В отдалении слышен смех, неразборчивый гул голосов. Неизвестный быстро поднялся на крыльцо, и там его остановил часовой. Посетитель объяснил ему, что несколько часов назад он был в гостях на званом обеде у начальника округа и забыл на столе важный для него документ. Он не хочет будить полковника и просит разрешения буквально на три минуты войти в столовую и взять со стола нужную бумагу. Дорогой горский костюм, по-видимому, подтверждал слова гостя. Часовой немного поколебался, но, ощутив в руке рубль, вложенный в нее посетителем, пропустил его.

Разбуженный звуком открывающейся двери, Дубов вытаращил сонные глаза и увидел перед собой молодого человека в изящной черкеске с офицерскими погонами на плечах.

— В чем дело? — спросил полковник, разглядывая незнакомого человека.

— Зачем так плохо встречаете гостя? — упрекнул его тот.

— Я где-то видел вас... — Дубов настороженно всматривался в горца, чувствуя неладное.

— Не вспомните. А вы все же меня знаете.

— Не припомню что-то, — ответил полковник и потянулся к письменному столу, в ящике которого лежал револьвер.

— А вот я вас знаю, — горец положил правую руку на рукоять кинжала в черных сафьяновых ножнах.

— Вы, случайно, не из Дагестанского полка?

— Нет. Я Зелимхан из Харачоя.

— Зелимхан?.. — Дубов уже открыл рот, чтобы крикнуть часовому, но харачоевец, на половину вытянув из ножен кинжал, грозно предупредил:

— Один звук, и ваша голова долой будет. Поняли?

— Что вы хотите от меня? — спросил Дубов, невольно опускаясь на тахту.

— Дело есть, господин полковник.

— Какое?

— Освободите мою семью, господин полковник. Иначе будет плохо.

Дубов почувствовал, как тело его прошиб мгновенный озноб, кровь ударила в голову, перед глазами закружились предметы. Он судорожно дернулся, и папка с бумагами, лежащая на краю тахты, упала на пол.

— Освободите моих родных, — повторил Зелимхан, сделав шаг к Дубову. — Слышите? Чтобы завтра до полудня они были на свободе.

— Да, да... Сейчас, пожалуйста, — бормотал полковник, сам не зная о чем.

Незваный гость, прикрыв за собой двери, исчез.

* * *

С раннего утра полковник был мрачнее тучи. И ночной визит харачоевца, и распущенность офицеров крепости, и доклад начальника гарнизона, что все, дескать, в порядке — все это било по его расстроенным нервам. Дубов никому ничего не сказал о ночном визите Зелимхана, но, не зная, на ком сорвать зло, приказал: «Накрепко запереть семью разбойника Гушмазукаева, утроить охрану в тюрьме и у ворот крепости». Это распоряжение создало у него ощущение деятельности, и так примерно к часу дня настроение его стало улучшаться.

И тут грянул гром, и небо обрушилось на всемогущего начальника округа. Ему доложили, что только что на глазах у растерявшихся обывателей и нескольких невооруженных солдат Зелимхан похитил из городского парка сына полковника, посадил его к себе в седло и умчался на быстром своем коне. Пока офицер, первым узнавший об этом событии, собирал по тревоге отряд для погони, прошло добрых десять-пятнадцать минут, и всадник был уже далеко. Теперь с полсотни казаков скачут за ним по всем дорогам, но шансов поймать дерзкого абрека, если смотреть правде в глаза, очень мало.

Когда Дубов только услышал страшную новость, он судорожно глотнул воздух, и папироса вывалилась у него изо рта. Этот не знавший жалости к другим человек схватился за грудь и упал на диван. В кабинет к нему постепенно набиралось все больше пароду, здесь собрались почти все чиновники и офицеры крепости. Все они в растерянности уставились на своего начальника, беззвучно шевелившего губами. Вдруг сквозь толпу представителей местной власти пробрался солдат. Он тупо вытянулся перед полковником, козырнул по всей форме и протянул ему какую-то записку.

Дрожащими руками Дубов взял ее, поднес к глазам, но не смог читать и, не глядя, передал близстоящему офицеру. Случайно это оказался Грибов. Тот прочитал записку и хмуро произнес:

— Этот Зелимхан просит освободить его жену и детей из тюрьмы.

— Освободите их! Отпустите их всех домой! — закричал полковник. — Где судебный пристав? Освободить немедленно, слышите!..