Зеленый портфель - [8]
Многие председатели горисполкомчиков ("Широка страна моя родная" — песня) говорили бы про свои города: "Наша маленькая Венеция!" и удивлялись бы, почему к ним толпами не валят иностранцы. Тем более что в Пизе только одна падающая башня, а у них почти половина домов.
В школах дети (даешь реформу!) напрасно ждали бы зимние каникулы и учились, учились бы одному и тому же: "Из пункта "А" в пункт "Б" вышел пешеход. За сколько он преодолеет это расстояние, если будет идти в отечественной обуви по нашим дорогам?" Ответ: "За три рубля, которые с него возьмет водитель рейсового автобуса!".(Все записали?)
А с деревьев облетали бы желтые и красные листья, как рубли и червонцы. А рубли и червонцы по цене ничем не отличались бы от опавших листьев. И принимались бы во всех отделениях госбанка в обмен на вопль: "Вы что, с ума все посходили?".
Но… слава богу, погода и времена года от нас пока не зависят!
АЛЕКСЕЙ ДЕКЕЛЬБАУМ.
Признание
Рисунок Георгия Мурышкина
Шел по городу непризнанный гений.
Гений этот был потрясающе непризнанным, ну просто идеально! Гениальность его полотен, опер, романов, рассказов, драм, поэм, песен, пародий, эпиграмм, эпитафий, эпиталам и од не признавала ни одна живая душа: ни друзья, ни враги, ни дворники, ни искусствоведы, ни близкие, а тем более ни дальние родственники. Не признавала даже собственная жена, которая по-своему любила и жалела его как человека, хоть и неприкаянного, но безобидного и малопьющего. Даже собственные дети и те не хотели признавать в папе гения, а когда от них это требовалось, только тихо плакали и долго после этого не могли кушать и спать. Дети рвались в плохие компании, жена утомленно ругалась, денег вечно не хватало, дома было неустроенно, неуютно…
Шел по городу непризнанный гений.
Начинал он с малого. Сначала его не признавали в стенной печати, потом в многотиражной, потом в областной. Параллельно с этим его не признавали в детских художественных и музыкальных школах, затем — во взрослых отделениях союзов писателей, художников, да и композиторов тоже. Непризнанность его ширилась, делала качественные скачки. Непризнанного гения стали не признавать в толстых журналах, в солидных издательствах и в консерваториях. На днях его официально не признали Большой театр. Академия художеств, правление Союза писателей и комитет по Нобелевским премиям. Вершина была достигнута.
Шел по городу непризнанный гений. Потом остановился.
— Что же вы делаете?! — сказал он. — Кто ж так трубу загибает! Подложите пару кирпичей и заводите, заводите.
— Ур-ра! — крикнули в ответ из канавы. — Пару кирпичей. Кореш, да ты просто гений!
По городу шел признанный гений.
г. Омск
АЛЕКСАНДР ХОРТ.
Слесарь Элизабет
Рассказ "Слесарь Элизабет" был написан в так называемый период застоя и попал в разряд так называемых "непроходных". Хотя поначалу какие-то редакции им заинтересовались, рассказ несколько раз набирался. И столько же — разбирался.
Позже автор написал модификацию без участия заморских гостей. А все равно ему очень хотелось увидеть напечатанной эту историю в ее первозданном виде…
Эта радостная весть облетела наш коллектив с быстротой молнии: в пятницу, во время обеденного перерыва, к нам на завод приедет делегация участников кинофестиваля.
Только мы об этом узнали, от избытка чувств стали думать, как подготовиться к такому событию. Чтоб в грязь лицом не ударить. Чтоб было все путем. Как у людей. И тут Филимонов возьми да предложи:
— Давайте кого-нибудь из киноартистов выберем почетным членом нашей бригады.
Стали думать: кого? Часть артистов имела уже предпенсионный возраст, другие слишком часто играли отрицательные роли… Перебирали, перебирали и остановились на том, что опять же предложил наш Филимонов:
— Давайте выберем Элизабет Тейлор. Во-первых, это скромная женщина: даже сделавшись звездой первой величины, она осталась такой же простой и доступной, какой была раньше. Во-вторых, ейный муж, Ричард Бартон, — косая сажень в плечах. В случае чего поможет жинке.
— Обойдемся без его помощи. Почетный член бригады не должен работать, — объясняем. — Норму за киноартистку выполняем мы. Она вроде как мысленно рядом с нами.
— Понятно, что не работает, — завистливо вставил самый юный член нашей бригады Гиви Камикадзе, — но как же она может быть мысленно с нами, если мы ее даже не знаем?
Однако мы его сразу обрезали:
— Ничего, что не знаем, зато все будет как у людей. Тащи цветы.
Итак, мы остановились на Элизабет или, как говорят в народе, Лиз Тейлор. В дирекции нашу кандидатуру одобрили, в отделе кадров тоже.
— На всякий случай, — сказал инспектор, — пусть напишет заявление о приеме на работу, заполнит анкету и приложит две фотокарточки размером три на четыре.
Анкету за нее мы смогли заполнить сами. Филимонов о Тейлор все знал, даже такое, что при приеме на работу вовсе и не требуется. Прежним местом работы записали Голливуд.
От ее имени по-русски составили заявление о приеме. Когда делегация уезжала, мы попросили у Тейлор два автографа: один на заявлении, другой — под анкетой. Фотографии вырезали из библиотечной книги "Искусство или антиискусство?". Так что с формальной стороны все было в порядке.
