Зеленый дол - [3]

— Вы же сами велели срочно. Вот и едем напрямик…

— И в санях, а не в телеге… Всё, не как у людей!

— В санях лучше. Вот она, Тынковская ляда. Буран, тормозни… — сказал Петя коню.

Лёля приподнялась и посмотрела вперёд. Осторожно приседая на круп, конь спускался по крутому заиндевевшему откосу оврага. Сани заносило то в одну сторону, то в другую, но Петя стоял у передка, широко расставив ноги, как припаянный.

Наконец, уклон стал положе, и Лёля увидела ровную снежную полосу метров двадцати шириной, расстилающуюся по дну оврага. Конь дошёл до края этой полосы, остановился и обнюхал снег. Петя хлестнул его. Конь отмахнулся хвостом, но не тронулся с места.

Слышно было, как под снегом журчала вода.

— Ну? — спросил папа.

Петя выпрыгнул из саней, потыкал снег кнутовищем, потом потянул Бурана под уздцы. Конь упирался.

— Нет, здесь нельзя переезжать, — подумав, проговорил Петя. — Здесь глубоко. Он знает.

Петя снова встал в санях и тронул вожжи, направляя коня вдоль кромки снежной полосы. Так ехали долго.

— Если бы днём, тогда сразу бы переезд нашли, — сказал Петя. — Днём видать, где снег белый, а где серый.

— А на дорогу где выехать можно?

— Чтобы на дорогу выехать, надо обратно в МТС ворочаться. Да вы не бойтесь. Вот здёсь переедем.

Петя направил Бурана поперёк полосы и замахал кнутом. Но умный конь, нервно переступая ногами, пятился и фыркал.

— Давай, мальчик, лучше перейдём пешком, а лошадь поманим с той стороны, — предложил папа.

— Нет уж! Пешком скорее провалимся.

Петя хлестнул Бурана и свистнул.

Конь испуганно рванул сани и ступил на снег.

Поначалу всё шло хорошо. Буран спокойно прошёл по дну оврага четверть пути, половину, три четверти. Снег был плотный, и по его поверхности мягко поскрипывали полозья.

Дальше всё произошло так быстро, что Лёля не успела даже испугаться. Раздался такой шум, как будто что-то закипело, и Буран провалился по брюхо.

— Становитесь на ноги! — закричал Петя.

Потом Лёля оказалась, подмышкой у папы, а сани, кренясь в снежной жиже, как лодка, подплывали к берегу. А через несколько секунд мокрый курчавый конь тащил сани вверх по откосу.

— Кажется, выплыли? — спросил папа.

— Выплыли. Вот видите, почему сани лучше телеги. И не замочились вовсе, — заметил Петя.

— Да, не замочились. Ну, теперь всё?

— Теперь всё. Если Даниловскую ляду переедем, считай до́ма.

— Если бы не письмо, ни за что не поехал бы с этим мальчишкой, — пробормотал папа.

Даниловскую ляду проехали благополучно, и вскоре Лёля увидела по обе стороны дороги тёмные очертания строений. Это и была одна из деревень колхоза «Зелёный дол».

Как приятно после долгого, утомительного пути увидеть, наконец, освещённые окна дома, в котором ты будешь жить, спать, учить уроки!.. Дом этот ещё не известен тебе, в темноте не видно даже, какого он цвета, но окна его приветливо освещены, в палисаднике чернеют деревья, и за воротами заливается собачонка, которая завтра полюбит тебя, будет вилять хвостом и ласкаться…

Лёля выбралась из саней, потянулась и, нащупывая ногами ступени, поднялась на крыльцо.

— Пожалуйста, гости дорогие, — певучим голосом сказал кто-то стоящий в сенях.

Лёля с любопытством пошла в темноту, наткнулась на бочку, но чья-то добрая рука обняла её, легонько направила на верный путь и открыла квадратную дверь. Лёля ступила в чистую горницу, в которой пахло только что вымытыми полами и тёплым хлебом, сощурилась от яркого света, а добрые руки проворно развязывали на её спине узел пухового платка.

Лёля обернулась, Перед ней стояла девушка с широким лицом, заспанная и улыбающаяся.

— Левее держитесь, Александр Александрович, — говорила она певучим голосом, прислушиваясь к шуму в сенях. — С утра ждём не дождёмся. В такое время к нам на машине не проехать…

— Заведующая агролабораторией? — спросил папа, появляясь на пороге. — Мне рассказывали про вас.

— Чего уж про меня рассказывать, — возразила девушка. — Замёрзли, небось. Сейчас чайком погреетесь.

— Прежде чем греться чайком, дорогая Евдокия… забыл, как по батюшке.

— Да просто Дуся, чего там!..

— Прежде чем греться чайком, дорогая Дуся, я прошу вас помочь мне найти Иванова.

— Иванова? — переспросила Дуся. — У нас много Ивановых. Вам какого?

Александр Александрович достал письмо и посмотрел адрес.

— Я не знаю, какого. Здесь написано: «П. X. Иванову». Это — письмо академика Лысенко, — добавил он торжественно.

— А ну-ка, дайте поглядеть. Верно, от Лысенко. Петька, тебе письмо от Лысенко!

Александр Александрович как вынул одну руку из рукава пальто, так и замер на месте. А Петя, только что принёсший чемодан, взял пакет, осмотрел его со всех сторон и зубами оторвал от конверта краешек. Любопытная Лёля подошла к нему. В конверте оказался маленький блокнотный чисток, портрет Мичурина и что-то завёрнутое в компрессную бумагу.

— Прислал всё-таки, — сказал Петя и стал разворачивать пакетик.

— Да ты сперва хоть письмо прочитай, — укоризненно проговорила Дуся. — Давай-ка я тебе прочитаю.

Она взяла листок и, подойдя к лампе, стала читать своим певучим голосом:

— «Уважаемый Пётр Харитонович. Извините за опоздание. Вчера вернулся из командировки (ездил смотреть дубки) я увидел вашу открытку. Вы правильно считаете, что надо смелее браться за внедрение новых сортов и ничего не бояться. Но, простите меня, Пётр Харитонович, килограмма нового сорта пшеницы прислать никак не могу. Пока что эти зёрна мы считаем не на вес, а штуками. Шлю двадцать зёрнышек с тем условием, чтобы вы точно сообщили мне, какой получите урожай. Вторую вашу просьбу выполнить совсем не смог. Сняться некогда. Посылаю другой портрет — думаю, что будете довольны».