Зелёные Созвездия - [21]

А на следующий меня выписали.

Глава третья Каштан

Я долго ждал, пока мама забирала выписку. Потом два часа на машине с дедом. Деда Толик долго обнимал меня, хлопал по спине, говорил, что у меня теперь будет самая счастливая жизнь, если смерть обошла меня стороной дважды.

Настроение заметно поднялось, и в машине прошлое — весь суматошный отдых, который на какой-то минуте поехал к чертям, море, больницы, гипноз — показались призрачными, как занавески моей детской комнаты, которые в роковую ночь колыхал ветер.

Я мечусь то к правому окну, то к левому, то смотрю на деда в зеркало заднего обзора. Лицо у него суровое, вытянутое и покрытое мириадами морщин. Какой же он милый.

Он и моя бабушка Маша любят рассуждать о природе, о том, как поют деревья, как каждая травинка борется за жизнь, как домашние животные чувствуют любовь хозяина, хотя кроме кур у нас никого не было, даже собаки. Иногда я задумывался, ощущают ли куры любовь дедушки и бабушки, когда те рубят им головы для обеда или ужина?

Ветхий, но прочно сколоченный дом, в котором я живу уже больше полугода, располагается на границе между степями и редким лесом. Настолько редким, что заблудиться в нём невозможно. В пятилетнем возрасте я потерялся не в нём. Восточные просторы чуть поднимались и с крыши можно увидеть армию деревьев, выстроившуюся на склоне природного ландшафта, который назвать холмом у меня не поворачивается язык.

Дом находился в черте города. Здесь, на просторах, все жилища стояли на добрые три километра друг от друга, но в область не переходили. Поэтому я пользовался всеми благами цивилизации, включая интернет. Пусть и медленный, но хоть какой-то.

На вешалке перед дверью я заметил её, и сердце ёкнуло. Салатовая кепка висела как ни в чём не бывало, будто и не купалась в море, нанизанная на голову полумёртвого мальчишки. Значит, пока я нёсся торпедой по морю, головной убор не слетел.

Баба Маша — в отличие от деда, круглолицая — напекла к моему приезду оладьи, и я наконец поел домашней пищи. Все вели себя со мной обходительно, даже чересчур. Через час мне стали надоедать их приторные голоса и сахарные улыбки.

Я спрятался в свою комнату, а потом долго сидел за компьютером. Домашние заглядывали ко мне каждые пять минут и задавали разного рода глупые вопросы. Я отвечал приветливо, стараясь не выказывать раздражение. Ведь всё-таки, я был счастлив, что вернулся домой. И первые минуты он казался мне совсем чужим, будто я переродился, вырос, и пространство вокруг изменилось. Скукожилось, наверное.

* * *

Я стою на деревянном крыльце заднего двора. Ветерок колышет полы моей гавайской рубашки, распахнутой нараспашку, руки прячу в недра джинсовых шорт. На голову я натянул салатовую кепку. Автоматически, словно веря в талисманы. Теперь я ни за что с ней не расстанусь.

Я хмуро смотрю на каштан, растущий перед домом. Мощный ствол, разлапистая крона. Дерево, выслушивающее меня каждый день прошедшего полугода и годы до этого, когда я приезжал погостить к деду. Последний надумал спилить каштан, ибо тот рос с восточной стороны дома и загораживал солнце, но всё никак руки не дойдут. Когда я услышал эту идею, немного взгрустнул, но не сильно. Ведь каштан — лишь дерево. Я смогу найти другое.

Однако я намекнул деду, что неплохо было бы построить на нём уютный штаб. И тот отложил распиливание. Штаб не строился, а дерево жило, и дед всё чаще и чаще напоминал мне затею про форт, грозясь рано или поздно исполнить-таки казнь древнего каштана.

С тех пор, как меня вытащили из моря, я не приближался к деревьям и прочим природным объектам, даже во дворе больницы, но сие не отменяло мою возможность видеть что-то потустороннее в атмосфере. Прежнего Никиту, мальчика-до-кораблекрушения, мир уже не получит.

Каштан шумит листвой в десяти метрах от меня, и молчит, хотя что-то едва уловимое внутренним шестым чувством шевелится в его кроне. Пусть это будет лишь моя выдумка. Пусть Море окажется галлюцинациями, как говорила Светочка. Как после сна, в котором ты передвигаешь вещи глазами, но потом просыпаешься и через пару секунд с горечью понимаешь: сон, всего лишь чёртов сон.

Я продвигаюсь к каштану с серьёзным видом, будто бандит, идущий на решающую разборку. По привычке обхватываю ствол и начинаю забираться. Каждый сантиметр коры мне знаком. Тут сучок, за который я всё время хватаюсь, чтобы подтянуться. Уже много лет жду, когда он высохнет и отвалится, блокировав мне дорогу наверх, но выступ держится, будто созданный для того, чтобы мне помогать. Слева ветка, о которую я постоянно упираюсь ногой. Сандалии я оставляю внизу и забираюсь наверх босым. Восхождение превращается в мой детский ритуал, который я помню шаг за шагом, как чистка зубов или завтрак, и даже находясь за много миль, я могу повторить весь алгоритм действий.

Вот и моя любимая ветка, с неё видно окно второго этажа — комната мамы. Я сажусь, болтаю ногами над умопомрачительной высотой. Здесь чувствуешь себя королём. Ты под куполом мира! Ты герой!

Чаще всего я устраивался поудобнее и разговаривал с деревом, но сейчас молчу. Я не боюсь говорить, боюсь услышать ответ. Молчит и каштан, сонно шелестя лучистыми листьями.