Зеленые холмы Африки - [50]

Вандеробо работал плохо, да и Гаррик немногим лучше. Зато М'Кола очень ловко орудовал ножом, он рубил быстро, но чересчур сильно, даже с каким-то ожесточением. Я же обращался с пангой неумело. Этот нож требует большой гибкости запястья, и к нему трудно сразу привыкнуть — рука быстро устает, клинок кажется невероятно тяжелым. Я жалел, что у меня нет мичиганского двустороннего топорика, острого, как бритва, которым можно рубить по-настоящему, а не сечь кустарник ножом, словно кавалерийской шашкой.

Прорубая себе дорогу, когда проехать было нельзя, лавируя, как только возможно, мы благодаря Камау, который искусно вел машину и великолепно ориентировался, одолели трудную часть пути и снова очутились на открытой равнине. Вдали, справа от нас, виднелась цепь холмов. Но, на беду, здесь недавно прошел ливень, и приходилось, глядеть в оба: в низинах колеса, разрывая дерн, погружались в скользкую грязь и буксовали. Мы рубили кустарник и дважды брались за лопаты, а потом, убедившись на опыте, что нельзя доверять низким местам, выбрались на высокий край равнины и снова углубились в лес. Покружив довольно долго в поисках удобного пути, мы очутились на берегу ручья, там, где русло его было перегорожено запрудой, напоминавшей сооружения бобров. На другом берегу мы увидели маисовое поле, обнесенное сплошной изгородью из кустов колючей акации, и множество пней, рядом несколько явно заброшенных краалей — огороженных участков с мазанками, а правее, поверх живой изгороди, виднелись конусовидные соломенные крыши хижин. Мы все вылезли из машины, потому что предстояла трудная переправа, да и после нее подняться на тот берег можно было только через маисовое поле, усеянное пнями.

Дед уверял, что дождь прошел только сегодня. Утром, когда они с вандеробо проходили здесь, вода еще не перехлестывала через запруду. Я был подавлен. Уехать от чудесного, девственного леса, где масаи видели куду на тропе, только для того, чтобы теперь застрять у жалкого ручейка на чужом маисовом поле! Встретить здесь возделанные поля я никак не ожидал и был зол на судьбу. Что ж, придется просить позволения проехать через маис, если только мы вообще сможем перебраться через ручей и подняться на тот берег. Я разулся и пошел вброд, чтобы исследовать дно. Поваленные кусты и деревца образовали на дне плотный настил, и я решил, что с ходу машина без труда проскочит. М'Кола и Камау согласились со мной, и мы полезли наверх взглянуть, что там. Земля была рыхлая, но под сырым верхним слоем она оказалась сухой, и я решил, что мы расчистим путь лопатами, если машина пройдет среди пней. Но прежде, конечно, надо было ее разгрузить.

От хижин к нам шли двое мужчин и мальчик. Когда они приблизились, я сказал: «Джамбо». «Джамбо», — отвечали туземцы, после чего Дед и вандеробо заговорили с ними. Мы с М'Кола переглянулись, и он покачал головой: он не понимал ни слова. «Наверное, наши просят разрешения проехать через маисовое поле», — подумал я. Когда Дед замолчал, двое мужчин подошли к нам, и мы обменялись рукопожатиями.

Они не походили на негров, которых я встречал до этого. Кожа у них была светлее, а у старшего, человека лет пятидесяти, были тонкие губы, почти греческий нос, высокие скулы и большие умные глаза. Держался он со спокойным достоинством и производил впечатление человека очень смышленого. Второй туземец, помоложе, лет тридцати пяти на вид, был очень похож на первого, и я решил, что они братья. Мальчик, по-девичьи красивый, казался застенчивым и глуповатым. Поначалу, увидев его лицо, я принял его за девочку, потому что все они носят какое-то подобие римской тоги из неотбеленной ткани, сколотой на плече и скрадывающей линии тела.

Они продолжали разговаривать с Дедом, и сейчас, когда они стояли рядом, мне бросилось в глаза некоторое сходство между сморщенной физиономией Деда и классическими чертами хозяина шамбы; точно так же наш вандеробо-масай казался жалкой карикатурой на красавцев масаев, которых мы встретили в лесах.

Мы все вместе спустились к ручью, я помог Камау обвязать шины веревками вместо цепей, а старший, «Римлянин», и другие тем временем разгрузили машину и внесли самый тяжелый багаж на крутой берег. Мы с разгона проскочили ручей, подняв тучу брызг, потом, усердно подталкивая машину, одолели половину подъема, но тут машина застряла. Мы рубили кустарник, копали землю и наконец втащили машину наверх, но впереди было еще маисовое поле, и я не представлял себе, куда ехать дальше.

— Куда поедем? — спросил я пожилого Римлянина.

Гаррик перевел мой вопрос, но Римлянин ничего не понял, и на помощь Гаррику пришел Дед.

Римлянин указал влево, на сплошную изгородь у опушки леса.

— Но ведь машина там не пройдет.

— Лагерь, — ответил М'Кола, желая сказать, что мы станем там на ночлег.

— Плохое место, — возразил я.

— Лагерь, — твердо сказал М'Кола, и все закивали головами.

— Лагерь! Лагерь! — подхватил Дед.

— Там будет наш лагерь, — торжественно продекламировал Гаррик.

— Убирайся к черту, — беззлобно сказал я ему. Я пошел к изгороди вместе с Римлянином, без умолку говорившим что-то на непонятном мне языке. М'Кола последовал за мной, остальные погрузили вещи в машину и затем догнали нас. Я читал где-то, что близ покинутых туземных селений не следует разбивать лагерь из-за клещей и других паразитов, и, вспомнив это, решил во что бы то ни стало переменить место. Мы пролезли через пролом в изгороди и увидели за ней постройку из бревен и молодых деревьев, воткнутых в землю и переплетенных ветвями. Жилище это напоминало большой курятник. Римлянин указал рукой на дом, как бы приглашая нас располагаться здесь, и продолжал болтать.