Зеленая стрела удачи - [67]

Шрифт
Интервал

— Господа, господа...

Стартер с белым флагом занял свое место.

Первым шел «опель». Он был иссиня-черный с широким отвислым задом ломовой лошади, и шофер был под стать своей машине, такой же иссиня-черный с боевыми прусскими усами, единение их было очевидным и являло собой мощь тех семидесяти сил, помноженных на непреклонную германскую волю к победе.

— Здоров, паразит!

Мелькнул белый флаг. «Опель», качнув задним бампером, чуть споткнувшись, рывком взял с места и будто в мгновение скрылся из глаз. Потом пошли нестрашные участники. Разная европейская мелкота с претензией на оригинальность. Они не могли конкурировать с «руссо-балтиком».

Наконец, подошла очередь Поттера. Он принял старт с достоинством, без ухарства и без видимого напряжения. Поднял руку в лосиной перчатке, рапортуя о своей готовности, и опустил защитные очки. Бондареву показалось, что он кивнул в их сторону. Мелькнул флаг. Пошел!

Они вернулись в Ригу. Сидели со Строгановым в пустой кондитерской. Пили кофе с тягучим розовым ликером. Вставало дымное утро. Пахло каминным дымом и бисквитами.

— Прав, Жюльенчик, как никто. У нас царь и Лев Толстой. Герой генерал, герой писатель, а на самом-то деле настоящий герой — инженер! С тех, еще демидовских, времен надо было трубить! И не Онегина, не Печорина героями выставлять. Амосова, да Черепановых, да Кулибина-механика. Митя, это мы сделаем Россию счастливой. Наше дело. А не словеса, какими бы красивыми они ни были, и не мундиры... Мы подопрем серое наше русское небушко заводскими кирпичными трубами, сравняем горы, высушим болота, всю страну соединим дорогами...

— Водки хочешь?

— Ты меня не слушаешь, Митя! А я те дело говорю! Мы еще дождемся с тобой, когда мужик на омнибусе повезет с базара Белинского и Гоголя! Омнибусы будут рейсировать между городом и селом, между деревней и ярмаркой. Вот точно! Это мы, инженеры, сделаем!

— Базиль, а ведь ты поэт, елки-моталки.

— Следи за жестом, — сказал Базиль и показал кукиш. — Я инженер! И, между прочим, не Белинского и не Гоголя мужик повезет с базара на автомобиле. Это я просто так сказал. Он повезет справочник, как управлять машиной. Он ему нужней. Машина будет и пахать, и сеять, и собирать урожай. Человеческие руки — слишком дорогой инструмент.

— Я тебе забыл сказать, — перебил Бондарев, — от Кирюшки пришло письмо из Киева. Они с Игорем Сикорским строят вертикально взлетающий аппарат, хотят приспособить на него 15-сильный мотор «Анзани».

— Митька, ты только задумайся, в какое мы время живем!

— Я задумываюсь. Нам бы на автоотдел хорошую субсидию от казны. Вот тогда другие песни.

— Крестись на Домский собор, чтоб Жюльенчик время хорошее показал. Главное, Митька, сейчас победить, чтоб на нас с вниманием взглянули и поняли, что наш автомобилька вышел из младенческого возраста.

Им так нужна была победа! И они ее дождались. Поттера покрыл расстояние в 1 200 верст за 16 часов 7 минут, показав среднюю скорость 75 верст в час! И снова фотографии в газетах. Цветы, цветы... Шампанское, серебряный кубок дивной работы победителю. Ура! Ура! И снова ничего!

Поттера уехал из России. Он оставил Руссо-Балт. Его место занял доктор, инженер Отто Валентин, плотный немец с толстой сигарой в зубах. Пфуй... пфуй... пф...

Отто Валентин был конструктором автомобилей «рекс симплекс», которые строила фирма «Дойче аутомобиль индустри Геринг унд Рихард» в Роннебурге. Ему предложили сконструировать мощный «руссо-балтик» с 4,5-литровым двигателем. «Это можно, пфуй, пфуй, пф...» — сказал Отто, обсыпаясь пеплом. И чтоб этот автомобиль был простым в производстве. «Это не можно, пфуй... Из ничего нельзя сделать что-то».

Работать с Отто Валентином было нелегко, но интересно. Перебравшись в Ригу, он задумал спроектировать автомобиль-чудовище с четырехцилиндровым 7,2-литровым мотором. Начали строить. Но участвовать в гонках Отто Валентин не намеревался. «Это не можно...» Спортивная слава, цветы, кубки, улыбки дам его не интересовали. И вот тогда вспомнили Андрея Платоновича Нагеля.

В автоспорте он не был новичком. На автомобиле рижского производства проехал вдоль побережья Средиземного моря 15 тысяч километров по маршруту Ницца — Марсель — Барселона — Валенсия, затем — Алжир, Тунис. Из Африки пароходом — в Рим и оттуда следовал на Флоренцию — Геную, чтоб финишировать в той же Ницце, но с другой стороны. Неспокойный Андрей Платонович на своем автомобиле выиграл Сен-Себастьянскую гонку, взяв первый приз «Кубок выносливости». Но теперь от него требовалось нечто большее.

Он приехал вечерним поездом. Легкий, в широком клетчатом пальто, в свежих гамашах и с бутоньеркой в петлице, несмотря на будний день, с кожаным саком в руке, изящный, выпорхнул из вагона. «С добрым зажиганьем, господа!» Следом за Нагелем тяжело шагал Георгий Николаевич Алабин.

Бондарев повез гостей к себе на Гертрудинскую улицу. Собралось все руководство автоотдела — Макаровский, Строганов, Отто Валентин... Сидели за полночь в густом табачном дыму. Надежда Николаевна трудилась на кухне, готовила гостям кофе, жарила котлеты. Была суббота, кухарку отпустили в деревню. Дверь в детскую занавесили одеялом, чтоб не разбудить.


Еще от автора Евгений Николаевич Добровольский
Черная Калитва

Война — не женская работа, но с некоторых пор старший батальонный комиссар ловил себя на том, что ни один мужчина не сможет так вести себя за телеграфным аппаратом, как эти девчонки, когда стоит рядом командир штаба, нервничает, говорит быстро, а то и словцо русское крылатое ввернет поэнергичней, которое пропустить следует, а все остальное надо передать быстро, без искажений, понимая военную терминологию, это тебе не «жду, целую, встречай!» — это война, судьба миллионов…


Испытательный пробег

В этой книге три части, объединенные исторически и композиционно. В основу положены реальные события и судьбы большой рабочей семьи Кузяевых, родоначальник которой был шофером у купцов Рябушинских, строивших АМО, а сын его стал заместителем генерального директора ЗИЛа. В жизни семьи Кузяевых отразилась история страны — индустриализация, война, восстановление, реконструкция… Сыновья и дочери шофера Кузяева — люди сложной судьбы, их биографии складываются непросто и прочно, как складывалось автомобильное дело, которому все они служили и служат по сей день.


Рекомендуем почитать
Смерть Егора Сузуна. Лида Вараксина. И это все о нем

.В третий том входят повести: «Смерть Егора Сузуна» и «Лида Вараксина» и роман «И это все о нем». «Смерть Егора Сузуна» рассказывает о старом коммунисте, всю свою жизнь отдавшем служению людям и любимому делу. «Лида Вараксина» — о человеческом призвании, о человеке на своем месте. В романе «И это все о нем» повествуется о современном рабочем классе, о жизни и работе молодых лесозаготовителей, о комсомольском вожаке молодежи.


Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.