Зелёная ночь - [68]

То же самое собирался Шахин сказать и адвокату, однако Хасан Талаат-бей очень холодно принял бедно одетого учителя начальной школы. Он стоя выслушал Шахина, как бы желая подчеркнуть, что не намерен предлагать посетителю стула. Услышав имя Нихада-эфенди, он нахмурился:

— А-а! Тот самый, что, говорят, поджёг тюрбэ, кажется, так? К сожалению, я очень занят. У меня сейчас идут важные процессы. Придётся вам обратиться к другому адвокату.

Шахин-эфенди рассчитывал, что если Хасан Талаат-бей и не возьмётся защищать, то по крайней мере хоть даст кое-какие советы. Однако, встретив столь холодный и пренебрежительный приём, Шахин не осмелился больше произнести ни единого слова и удалился.

Он шёл и бормотал себе под нос:

— Что ж, сам виноват, нечего было соваться...

Теперь он направил свои стопы в контору другого адвоката по имени Русухи-бей, бывшего председателя кассационного суда.

Поговаривали, что Русухи-бей человек свободомыслящий, и, видимо, поэтому дела у него в Сарыова шли плохо.

Он очень любезно принял Шахина-эфенди. Дело Нихада было ему уже известно, а те подробности, которые не знал, он выслушал внимательно и даже с большим сочувствием. Учителя Нихада-эфенди он пожалел, осудил демонстрацию, которую устроили жители Сарыова «против учителя своих детей», однако тут же намекнул, что этот разговор должен остаться между ними.

Шахин-эфенди уже считал свою миссию выполненной, когда адвокат вдруг сделал совершенно неожиданный вывод, который никак не вязался с тем, что было сказано до этого:

— Данный процесс, к сожалению, я не могу взять на себя,— моё участие в нём только повредит Нихаду-эфенди. Меня не любят в Сарыова, считают человеком свободных и независимых взглядов. Любые самые достоверные факты суд возьмёт под сомнение только потому, что они исходят из моих уст. Моё выступление в качестве защитника ещё сильнее взбудоражит общественное мнение и восстановит присяжных против обвиняемого... Особенно в таком процессе, как поджог тюрбэ. Давайте-ка лучше подумаем о другом адвокате... Так... Кто же у нас ещё есть? Кого бы нам пригласить?.."— И Русухи-бей глубоко задумался, изредка почесывая то голову, то нос...— Может быть, Хасиба Кемаля... Если к нему обратиться? Впрочем, я слышал, он выставил свою кандидатуру на выборах. В таком случае, я полагаю, он побоится разгневать партию софт.

— А что вы скажете о Мехмеде Вехби-бее? — спросил Шахин-эфенди.

Русухи-бей рассмеялся.

— Подумайте, что вы говорите! Разве вы не знаете, что Вехби-бей в год провозглашения конституции вступил в партию свободы[76], потом одно время выступал вместе с соглашенцами. Вы же понимаете, как выборы беспокоят Джабир-бея. Не хватало ещё, чтобы бедному Нихаду-эфенди приклеили ярлык оппозиционера, уж тогда он неминуемо погибнет... Кого бы найти? О господи, помилуй нас грешных... Кого бы нам найти?..

— Шекиб-бей как?

— Это какой Шекиб-бей? Свояк начальника жандармерии и зять шейха ордена Кадири? Ничего себе, подходящего человека отыскали... Ага, вспомнил: Хайреддин Хайдар... Но он, кажется, претендует на дочь Хаджи Эмина... Если так, он, конечно, не возьмётся за это дело...

У Шахина-эфенди в блокноте были предусмотрительно записаны имена всех известных адвокатов Сарыова, и тогда он стал называть их подряд:

— Али Фадыл-бей...

— Не возьмёт... Он адвокат вакуфного управления.

— Керим-бей?

— Ну, этот своей собственной тени боится. Уж он-то не станет связываться с таким опасным делом.

— Джемаль-бей...

— О-о-о!.. Этот только и заботится о собственной выгоде. Наверняка испугается и откажется, чтобы не потерять богатых клиентов, а они у него большей частью из духовных лиц или знатных горожан.

Шахин-эфенди пришёл в отчаяние.

— Выходит, во всём Сарыова нельзя найти адвоката, который бы сказал несколько слов в защиту человека, несправедливо обвиняемого?

— К сожалению, почти так,— признался Русухи-бей.— Хотя в Сарыова есть и другие адвокаты, но большинство их — софты. Если даже они и возьмутся за это дело, мы не можем им доверять.

— Неужели они способны предать интересы своих подзащитных?

— Всего можно ожидать.

— Бей-эфенди, поймите меня как следует: Нихад мне не родственник и не друг, даже не знакомый. Ждать от этого дела для себя хорошего мне не приходится, наоборот — будут одни хлопоты и неприятности. Однако я вмешался в эту историю, потому что жизнь и честь несчастного человека в опасности... Научите меня уму-разуму. Я совсем растерялся.

Русухи-бей ласково поглядел на Шахина-эфенди и сочувственно улыбнулся.

— Конечно, что-нибудь придумаем,— поторопился успокоить он Шахина.— Действовать мы вынуждены очень осторожно. Это только кажется, что в Сарыова этих самых адвокатов хоть пруд пруди. Знаете, в начале базара, в подвалах большого хана, целый ряд кофеен — настоящая коллегия адвокатов. В каждой кофейне можно встретить не меньше двух-трёх представителей этой профессия. Все приезжие из окрестных городов и деревень обычно останавливаются в хане, на постоялом дворе. И у большинства из них — процентов восьмидесяти — непременно есть дела и тяжбы в шариатских и гражданских судах. Вот там и рыскают в поисках очередной жертвы адвокаты. Как паук на муху, попавшую в паутину, набрасываются они на крестьян. В погоне за клиентами на какие только уловки, на какое шарлатанство не идут эти господа; по сравнению с ними уличные продавцы — сущие младенцы. Как только не обнадёживают они бедняков, даже при самых безнадёжных делах. Вы бы послушали: торговля идёт, как на базаре, с шуточками да прибауточками — «Сперва дадим имя ребёночку...» — или ещё что-нибудь вроде этого. До того противно!.. Можно возненавидеть эту профессию. Короче говоря, господа адвокаты обирают дочиста бедных крестьян, приезжающих искать свои права. Нашего защитника мы, конечно, среди них искать не будем... Остаётся один выход. Я знаю недавно прибывшего в Сарыова молодого адвоката, по имени Ихсан. Опыта у него, естественно, никакого нет, но он человек умный и способный, а главное — честный малый. Поручите дело ему. Думаю, он возьмётся с удовольствием, ибо клиентов у него ещё нет. Процесс сенсационный — поджог гробницы как никак, для дебюта такое дело трудновато, но может принести ему успех. Боюсь только, он один не справится, однако я согласен помогать при условии, что моё участие останется в тайне.