— Номер стоит девяносто долларов в сутки, но он оплачен на десять дней, а дальше смотрите сами.
Цезарь плотно закрыл дверь, поставил дипломат на тумбочку, открыл кейс, затем вытащил перочинный нож, вытряхнул все.
— Удивлены? — спросил Цезарь Виктора, который был поражен увиденным, хотя в глубине души и предвидел нечто такое.
— Если не секрет, что это за картины и монеты?
— Секрета здесь никакого нет. Это картины неизвестных фламандских художников, а монеты — «путиловские» — эпохи царя Петра I. A вот эти — с изображением Екатерины. Редчайший антиквариат, между прочим, — разоткровенничался «Борода».
— Почему же Борис не предупредил меня? Хотя бы объяснил, — растерянно произнес Виктор.
— А зачем? — с прищуром взглянул на него «Борода». — Чтобы ты спалился и дал раскладку?
— В какой-то степени вы правы, — кивнул головой Виктор, — я просто так спросил.
— Не волнуйтесь. Все нормально. Вот вам гонорар, — и Цезарь протянул Виктору пять пачек сотенных долларовых купюр.
Виктор остался пока жить в Афинах. Ему понравилась столица Древней Эллады.
Он завел много друзей среди эмигрантов и местной публики. Посещал рестораны и другие злачные места. Ему нравились новые вина, изысканные греческие блюда, веселые, красивые женщины. Все радости жизни были доступны — только плати.
Но уже через несколько месяцев ему ужасно все надоело и он заскучал по Тоне, по детям, по России. Несколько раз ему удавалось дозвониться домой, и он был безмерно счастлив, но лишь на время, а потом снова тоска грызла его душу. Раньше он с презрением относился к таким чувствам, как ностальгия и патриотизм, высмеивая в душе сентиментальных людей, тоскующих по Родине.
Он всегда придерживался принципа: «Где хорошо — там и Родина», и только сейчас понял, что такое чужбина.
Виктора мучили вопросы, которых он не мог решить:
«Когда же я вернусь домой? А может быть, мне обосноваться здесь и вызвать из России Тоню и детей? Но согласится ли она и есть ли смысл в этом?»
А пока, пока он веселился и… тосковал.