Здравствуйте, я ваша фея, или Cчастье по вызову - [38]

маскирующее поле.

Грета чуть повернула голову в его сторону, и глаза ее изумленно расширились.

– А у тебя синяк с половины лица сошел, – прошептала она недоверчиво.

– На вторую? – слишком привычный к побочным эффектам своих заклинаний, кисло уточнил Агафон.

– Нет, совсем.

Студент, всё еще в ожидании подвоха, осторожно прикоснулся кончиками пальцев к распухшей и болезненной еще минуту назад щеке, надавил слегка на расшибленный недавно нос, поискал и не нашел ссадины на лбу и скуле, постучал по ободранному – теперь целому! – подбородку… И верно – прошло!

Может, у него спонтанно открылся талант синякоцелителя, ссадиновыводителя и царапинозаживателя? И если ему удастся повторить этот эксперимент в присутствии ректора и декана факультета знахарства – для науки он готов пожертвовать половиной физиономии, и даже не одной – обеими, и даже всеми четырьмя половинами![47] – уж тогда-то его не выпрут из Школы?..

Ах, да. Его же и так не выпрут. Лесли ведь женится.

Практически уже женился.

Сбылась мечта идиота…

Ну и пес с ним. Женился – и женился. Пусть ему же будет хуже. И, договаривая мысль вслух, студент решительно выдохнул прямо в ухо застывшей рядом девушке:

– А вот теперь точно всё. С меня хватит. Пошли выбираться. Ну его в пень горелый, этого твоего лесоруба. Пропади он пропадом со своей принцессой. Слазь, пока никто не видит.

В ответ он ожидал получить бурю протестов, ураган слез, цунами жалоб и шторм требований, и уже приготовился защищаться, убеждать и грозить… Но дочка бондаря молчала.

– Эй, ты слышала, чего я сказал? – слегка обиженно чародей ткнул сообщницу локтем в бок. – Собирайся, пойдем.

– Это они… – неожиданно прошептала она в ответ.

– Где?! – подскочил маг.

Кого именно имела в виду девушка, пояснять нужды не было.

– Там… внизу… – приглушенно пробормотала Грета, и только теперь его премудрие заметил, что крыша была прозрачной, и что вовсе не отблеск далеких факелов или еще более далеких звезд играл на ее шершавой от пыли поверхности…

Под ними, метрах в трех от того места, где они лежали, на изящной кованой скамеечке стоял догорающий фонарь. А рядом с ним, заложив руки за спины, топтались Изабелла и Лесли. Дровосек, потерянно озираясь по сторонам, беззвучно и отрывисто шевелил губами – звук его слов не долетал сквозь толстое стекло, а принцесса со скучающим видом рассматривала огромные белые цветы на ближайшем кусте экзотического обличья.

– Не очень-то он ей и нравится! – злорадно прошептала дочка бондаря. – Ага, давай, давай, милый, рассказывай свои сказки – нужен ты ей двадцать раз! Это тебе не в Лиственке девчонкам зубы заговаривать!

– И что, многим заговорил? – неожиданно для себя Агафон сурово выступил на защиту доброго имени крестника.

– Н-ну, так-то… мне… – смутилась отчего-то дочь бондаря, – и… ну, может, еще молочнице… и сестре шорника… Но это уже давно было! И они ему никогда…

– Тс-с-с-с!!! – резко шикнул вдруг студиозус, и Грета испуганно захлопнула рот.

Дверь оранжереи открылась, впуская яркое пятно света от нового фонаря и герцогиню Жаклин.

Помолвленные вздрогнули и обернулись: Лесли с досадой, принцесса с явным облегчением. Тетушка торопливо подошла к парочке и, не выпуская из рук светильника, принялась что-то возбужденно говорить, показывая свободной рукой то на дворец, то в темноту парка. Хорошенькое личико принцессы вытянулось. Дровосек доблестно выпятил грудь, хотя и в полумраке оранжереи было видно, как он побледнел.

– Про зеленую рожу рассказывает, – тихо предположила Грета. – Пугает.

– Знал бы Лесли, кто это был! – приглушенно фыркнул в рукав школяр.

И замер.

Без подготовки и предупреждения испытанное во время турнира ощущение раскаленного отравленного ножа, поднесенного к горлу, совершенно внезапно вспыхнуло и обожгло его вновь, перехватывая дыхание и сбивая с такта бешено заколотившееся сердце.

– Кабуча… – мигом став белее Лесли, сипло выдохнул он. – Что за…

И тут ойкнула Грета. Потому что в глубине оранжереи в полутора десятках метров от них тьма неожиданно пошла чернильным волнами, замерцала лиловыми искрами, зарябила трещинами мелких молний, и вдруг исторгла из себя высокую тощую фигуру в плаще с низко опущенным на лицо капюшоном. Так низко, что человек под ним, по всей логике, не мог видеть даже того, что лежало у него под ногами, и должен был споткнуться о первую же клумбу, скамью или лейку. Но, попирая все правила и теории, фигура, упитанностью и оживленностью больше напоминающая вешалку с забытой на ней одеждой, всё же двигалась вперед, хоть очень медленно и плавно, странно покачиваясь при каждом шаге. Она шла строго по прямой от места своего появления до остолбеневшей и в ужасе смолкшей группки из трех человек, безмолвно протягивая тонкую костлявую руку. Незримые волны ужаса расходились от пришельца, будто круги от сброшенного в воду тела.

– Кто… это?.. – не в силах отвести от него глаз, еле слышно пискнула дочка бондаря.

– У… у… уведун, – хрипло каркнул Агафон. – Сущность… из другого мира. Их вызывают… колдуны… сильные… очень… чтобы забрать кого-то… Кого им… надо.

– П-принцессу? – предположила оптимистка Грета.