Здравствуй, Таити! - [66]

Когда смотришь на карту Туамоту, голова идет кругом — столько здесь рифов и атоллов! Атолл… Меня всегда зачаровывало это слово. Предвкушение далекой земли. Вернее, клочка суши. Низкий островок с дырой-лагуной посредине, творение кишечнополостных. Все эти атоллы имеют кольцеобразные или овальные очертания и лишь незначительно поднимаются над поверхностью воды (от двух до семи метров). Некоторые из них «выросли» за многие столетия от полутора до пяти метров. Узенькое колечко суши, возведенное трудом миллионов бело-желтых мадрепоровых кораллов между безднами океана и спокойными водами лагуны, редко бывает больше двух километров шириной.

Некоторые кольца атоллов Туамоту, такие, как Рангироа, огромны: восемь-десять километров в длину и тридцать в ширину; в его лагуне уместился бы весь остров Таити. Есть и крохотные атоллы, например Пинаки, где жители, стоя на противоположных берегах лагуны, могут переговариваться, не напрягая голоса. Есть атоллы, не имеющие прохода в лагуну. В таких случаях его приходится пробивать для судов, как это было сделано на Фангатауфа.

На островах Туамоту мало земли и мало людей. Здесь проживает немногим более семи тысяч человек, что составляет едва пять процентов от общего числа жителей Французской Полинезии. Население почти не затронуто ни европейской колонизацией, ни китайской иммиграцией (восемьдесят пять процентов автохтонов). Более всего жителей на Рангироа — свыше девятисот, менее всего на Эфеэретуе — десять человек. Есть и необитаемые острова (тридцать атоллов); их островитяне посещают только во время сбора кокосовых орехов.

Наступила пасмурная дождливая погода, поднявшийся ветер заставил экипаж со всем усердием заняться парусами: мы взяли несколько рифов. Барометр продолжает падать, ветер усиливается — уже задувает «семерка» по шкале Бофорта. Куда не глянешь — мечутся белые гребни, словно миллионы кроликов, скачущих по равнине. Временами волны наскакивают на «Мейлис», подобно разъяренному быку, атакующему коня в начале корриды. И как конь бессилен на мадридской арене, так и здесь, посреди океана, бессильна наша яхта.

Южный Крест, который я неизвестно почему считаю символом Большого Приключения, спрятался за тучи. Сегодня вечером не придется любоваться звездами. Если я не ошибаюсь, полинезийцы считали, что звезда, стоящая в зените, мистически связана с находящимся под ней островом. В песне с атолла Раиатеа о сотворении мира («Рождение новых земель») говорится, что каждая такая звезда подняла свой остров из глубин океана.

Очередной шквал сопровождается проливным дождем. Яхта то проваливается в глубокую пропасть, то взмывает на гребень волны, валится с борта на борт и, как ванька-встанька, вновь выпрямляется. Я проскальзываю в каюту.

До чего же приятно прилечь на койку, стащив с себя промокшую одежду. Никогда еще мне не приходилось так наглотаться морского воздуха, как в сегодняшний вечер. Ну и везение! Начинается то же, что на «Мануиа II». Не хотелось бы мне второй раз пережить этот ад. Но здесь по крайней мере есть где укрыться!

Это мое второе крещение штормом в Южных морях. Зная, что плавать в этом районе при штормовой погоде и трудно и опасно, я все же согласился плыть на «Мейлис», потому что у меня не было другой возможности увидеть Туамоту. Подводные рифы, изменчивые течения… Но одно дело знать, а другое — видеть. Мне, конечно, хотелось бы избежать подобных впечатлений. Ужасно сознавать, что кипящая черная бездна с минуты на минуту может ощериться острыми клыками рифов. Последнее время я менял суда, как перчатки, но «Мейлис» завершит счет.

В кабине запахло нефтью. Со стороны форпика доносится грохот сорвавшегося груза. Нервы мои напряжены до предела. Прислушиваюсь к каждому шороху, который доносится снаружи. Однако, кроме шума дождя и свиста ветра, под порывами которого кренится «Мейлис», ничего не слышно. Как справлялись с такой погодой древние мореплаватели с островов Паумоту (Опасных)?

О Туамоту можно рассказать много интересного, однако история архипелага отнюдь не развлекательна. Говорят, что «человек — подмастерье, а мастер — страдание». Этого мастера знали древние жители Паумоту — их жизнь не была ни беззаботной, ни легкой.

На старых полинезийских гравюрах мы видим пышно разодетых, в ярких плащах из птичьих перьев людей, управляющих большими боевыми пирогами. Среди них, вероятно, были и жители Паумоту с атолла Анаа. Боевые вылазки анаанцев устрашали жителей многих островов, и память о них сохранилась по сей день.

Воины с атолла Анаа были известны под названием парата. В это слово вкладывалось понятие жестокости, но вместе с тем и беспримерной морской отваги, покорявшей штормы, рифы, течения. Вожди принимали решения о войне, согласовав его со своими советниками. Перед нападением совершали религиозные обряды, приносили человеческие жертвы. Как у Гомера, боги воевали вместе с людьми. Воины были одеты в некое подобие панцирей из волокна кокосовой пальмы. Их оружие — дубина, утыканная зубами акулы, копье или праща. Самый распространенный снаряд — камень. В пирогах находились отряды, вооруженные пращами, которыми воины владели мастерски. Одержав победу, парата устраивали каннибальские пиршества, поедая убитых воинов, чтобы унаследовать их отвагу, ловкость ч силу. Выработанная веками привычка к людоедству заставляла их постоянно нападать на жителей других островов.