Здравствуй, Таити! - [60]

Рани с острова Маупити

Две недели, что я провел под одной крышей с семьей Троппе, полны впечатлений, но особенно сильны те из них, которые так или иначе связаны с Рани. Когда прошла ее робость, она в любую минуту была готова сопровождать меня повсюду. Стоит мне выйти из дому, она тут как тут:

— Ты куда? Я сейчас буду готова! — и присоединяется ко мне.

Трудно вообразить себе лучшего товарища, чем она. Мы вместе обследуем остров, вместе ищем раковины на мелководье. Привычная к морю, девушка ныряет, как тюлень. Иногда она похожа на чайку, для которой океан — родной дом. Ходить и плавать Рани научилась в одно и то же время.

Это что! Ее предки были более ловкими: женщины ныряли с грудными детьми на руках, а мужчины могли проплыть от Маупити до Бора-Бора (двадцать три мили), держась за высушенные кокосовые орехи как за спасательный круг.

Мне нравятся эти совместные прогулки, во время которых Рани кажется счастливой. Она бегает босиком по деревне, босиком взбирается на вершину горы, босиком танцует на поляне. Обожает стоять под дождем, от радости шлепает себя по округлым бедрам. Она очень молода и привлекательна… У нее пушистые ресницы. Когда она была маленькой девочкой, Мать подстригала их, чтобы они выросли длинными и густыми. Но красивее всего ее волосы, такие черные, что даже отливают синевой. Я с неподдельным восторгом любуюсь ею, когда она утром расчесывает свои блестящие волосы и заплетает косу. В семье Троппе волосы у всех роскошные. На островах вообще не встречаются лысые. Когда корабельный врач Уоллиса снял с головы парик, таитяне пришли в замешательство.

У Рани есть две страсти: ее ручная чайка и танцы. Она лучшая плясунья в деревне. Первые же звуки музыки из транзисторного приемника захватывают ее, и она вся как бы превращается в танец — вечный любовный танец Южных морей. Танцует Рани босиком, в ярком пареу, с искрометной безудержностью. Движения ее тренированных бедер дики и стремительны, в то время как торс почти неподвижен. Рани прикрывает глаза, опушенные длинными ресницами, и забывает обо всем, даже обо мне.

Неторопливо проходят дни. Некоторое разнообразие вносят прогулки по острову. Маупити невелик, поэтому нас манят поросшие пальмами близлежащие моту. Плоский, как блин, островок жарится под лучами палящего солнца. Он целиком занят под бахчу, сплошь усеянную крупными дынями, которые отвозят на пирогах к берегам гористого Маупити. Вот тут-то я, что называется, дорвался до этих огромных «огурцов», зеленых снаружи и красных внутри.

— Хочешь посмотреть, как ловят рыбу на камешки? — спрашивает меня однажды Рани.

— Конечно.

— Тогда собирайся.

Пепе с соседом уже вышла на пироге в лагуну. Сегодня деревне нужны все сети и лодки. Накануне вторую половину дня я провел на берегу, помогая готовить снасти для рыбной ловли. Рани была со мной и бралась за самую тяжелую работу, а когда я пытался ей помочь, решительно возражала: «Я, девушка, должна быть сильнее юношей, меня ждут тяжелые обязанности».

— Иа орана! — произношу я обычные слова приветствия. Усевшиеся на порогах своих хижин женщины не первой молодости дружелюбно смотрят на нас. Люди привыкли к попаа, смирились и с тем, что девушка повсюду сопровождает иностранца.

Мы идем мимо каменных домов. Деревянные рамы окон высоко подняты, их закрывают только при сильном ветре или проливном дожде. Меня покоряет спокойствие, неторопливое течение жизни на Маупити, еще не отравленное дыханием цивилизации. Философия бытия сводится здесь к почти гедоническому принципу: «мало работать — много отдыхать» или «лучше быть ленивым, чем мертвым». Местные жители, ревностные почитатели аита пеапеа, часов не наблюдают.

Всего один раз я оказался свидетелем ссоры в Маупити. Ссора произошла из-за мужчины. Законная жена хотела избавиться от соперницы, причем ею руководила не столько ревность, сколько задетое самолюбие.

В перепалке обе женщины то и дело употребляли слово «меа». Значение слова «меа» — предмет в самом широком смысле. Это слово постоянно употребляется в разговоре, когда собеседникам лень припомнить имя или название предмета, о котором идет речь. В доме Троппе я часто слышу: «Принеси мне этот меа». Подразумеваются ножницы, нитки и дюжина других предметов.

Мужчины в деревне занимаются домашней работой и не стыдятся этого. Младшее поколение представителей сильного пола, сидя верхом на специальном стульчике, извлекает из скорлупы мякоть кокосового ореха. Мякоть кладут в половинки скорлупы кокоса и затем подвергают ее дальнейшей обработке. Эту мякоть и сок кокоса добавляют ко многим полинезийским блюдам.

Перед лавкой китайца стоит группа женщин. Они пришли за щепоткой соли или оливковым маслом к обеду и скрашивают ожидание своей очереди непринужденной беседой.

Среди садовой зелени мелькнул силуэт юноши с одной из местных красоток. Рани заметила их и осторожно отодвинулась от меня: полинезийцы не любят показывать свои чувства.

Еще одна сценка. На самой середине дороги расположились любители игры в петонг со своими металлическими шарами, сверкающими на солнце. Игра в петонг, завезенная из Марселя, — нечто среднее между игрой в шары и кеглями. Каждый мальчик держит в руке шар и старается бросить его как можно ближе к цели, которой служит у них лимон.