Здравствуй, Сталин! Эпоха красного вождя - [10]

В это время отворилась дверь и в кабинет вошел Анастас Иванович Микоян. Увидев такое преображение, – даже нет, внезапно и бесповоротно поверив в случившееся, Микоян всплеснул руками и скороговоркой произнес: «Слушай, дорогой товарищ Сталин, ты опять вернулся в свой кабинет. Тут, пока тебя не было, эта жирная свинья та-ко-го-о натворил!» Никита Сергеевич, услышав подобные слова, в ярости сорвав с себя парик и усы, возопил: «Да как ты смеешь, неблагодарный Анастас!» Но тот, не растерявшись, тут же произнес: «Как я тебя, Никита Сергеевич? Только ты один способен понять подобные шутки». …Недаром говорят, Анастас Иванович Микоян – самый хитрый из армян.

Эту байку, как и некоторые другие, я слышал от тех, кто занимал должности секретарей ЦК.

История 3 …достоин справедливой большевистской пули

Эта была одна из тех ночей, когда на состояние размышлений и поступков Генсека влияли естественные явления природы. В ту ночь глубокой осени с низко висящих над столицей облаков лил не знающий конца и края косой дождь. Иногда порывы ветра в кремлевских закоулках и по крыше завывали пьяно и резко, с мистической жуткой силой.

Закончив работать с документами, вождь остановил взгляд на часах, время было далеко за полночь, и перевернул листок откидного календаря. Встал, прошелся вдоль стола заседаний, посмотрел на массивную хрустальную пепельницу, разломил несколько папирос с хорошим югославским табаком, набил им свою трубку и положил ее около пепельницы. Делал он это методично, не спеша, отработанным однажды и навсегда приемом. А его взгляд, казавшийся отсутствующим, наверняка погрузился в недалекое прошлое.

Вождь в мягких сапогах так же неспешно подошел к столу и взглянул на черную конструкцию кремлевской «вертушки». Его некрупная кисть легла на трубку и долго лежала. Через какое-то время характерный гортанный голос уже будил товарища наркома: «Ты што, сь-пишь, Анастас? В это время надо нэ спать. Надо или работать или любить жен-шину. Приезжай. Надо поговорить».

Через несколько минут в кабинет вождя вошел Анастас Микоян, один из комиссаров Бакинской коммуны. Вождь молча указал дымящей трубкой на стул и спросил: «Скажи, Анастас, сколько мусульман било в Бакинской ка-аммуне?» Микоян не впервые слышал от вождя вопросы по поводу Бакинской коммуны. И всякий раз он не мог понять: всерьез говорит Генсек или просто шутит, – дотошно-жестоко, в своем дьявольски-изощренном стиле. Но каждый раз, когда он об этом спрашивал, мелкая дрожь пробегала по спине и долго не могли остановиться трясущиеся колени.

Микоян давно уже заметил, что при вопросах о Бакинской коммуне Сталин внимательно, словно подопытного кролика, рассматривает его. И при этом не подходит близко, а смотрит издалека, из глубины кабинета, но всегда – внимательно, словно давая понять, что знает о нем даже то, что и ему самому не известно…Однажды вождь ему сказал: «Анастас, у тебя так трясутся ноги, ш-то, боюсь, што у тэбя отвалятся яйца. А как жи-ы тогда ты будешь спат с Ашхен? …И потом: слушай, я все-о понимаю, но па-ачему ты женился на эта-ай армянке с такой фамилией: Туманян. Мне говорят, ш-што она твоя то ли два-аюродная или какая там се-стра».

Неизвестно, что мог сейчас спросить Сталин. Помимо того, что уже спросил. Микоян опять трясся, а вождь, неожиданно подойдя к нему и направив в его голову дымящуюся трубку, сказал: «Срэди бакинских комиссаров было только двое мусульман: Азизбеков и Везиров. А а-стальные били, как ты думаешь, – кто? Авакян, Костандян, Барьян, председатель совнаркома Ша-аумян, русские Петров, Корганов, Фиолетов, грузины Джапаридзе, Николайшвили… слю-шай, а кто ты у меня… ты тоже вроде би Микоян, а значит, армян».

Кураж, попахивающий смертью, исходил из уст вождя, и Микоян всем своим дрожащим сердцем ощутил неистребимую жажду Сталина в очередной раз потешаться над ним. И горше всего, что неизвестно: когда переступится критическая черта, за которой наступит расплата…

…Как член совнаркома Азербайджана, Анастас Микоян, как и его соратники, проводил террористическую линию укрепления своей власти: производились массовые расстрелы заподозренных в сотрудничестве с мусаватистами и белыми. При этом изымали миллионы денежных купюр из промышленников, легко уничтожая несогласных, бросая их в тюрьмы. Но, даже несмотря на репрессии, власть все никак не могла состояться. Вот и два комиссара – левоэссеры Покровский и Киреев – сделали попытку бежать, спасаясь от участи строителей счастливого будущего для всех советских граждан… Их поймали и по предложению Анастаса Ивановича Микояна, которое безоговорочно поддержали все комиссары, расстреляли… Предателям не место в светлом будущем…

Сталинская трубка с мундштуком, словно дымящийся после выстрела ствол нагана, вновь мелькала перед испуганными глазами бывшего бакинского народного комиссара. «Так как ти думаешь, какова причина, ш-то белые проиграли в минувшей войне? Только не говори мне цитатами из «Правды». Ну ш-што ты весь трясешься? Хочешь, сказать ш-то нэ знаешь правду… Если знаешь, – так и скажи; нэ знаешь, – тоже скажи. Но если знаешь и не говоришь, чего ты тогда достоин? Правильно дрожишь… достоин справедливой большевистской пули… Но я тебя должен просветить, ш-тоби ты всэгда знал кому когда и ш-што говорить о Советской власти».