Здесь восходит Солнце. Духовные и музыкальные поиски Джорджа Харрисона - [8]

«Не позволяй первой встречной девушке окрутить себя, — предупреждал Гарольд своего младшего сына. Эти вопросы всегда волновали его. — Особенно, если ты не доверяешь ей... Смотри, не успеешь оглянуться, как станешь папашей».

«Нам приходилось быть разборчивыми, — объяснял Билл Хэрри. — Во-первых, трудно было достать презервативы. К тому же некуда было идти. Куда мог парень повести свою девушку, чтобы заняться с ней любовью? Были глухие улочки, которые мы называли „тупичками“, но как только парень приступал к делу, девушка обычно говорила: „Я сойду на остановке Эдж Хилл“. Что означало: „Остановись, дружок! Дальше нельзя!“» Эдж Хилл — это было название предпоследней станции перед конечной Лайм Стрит. Незамужняя беременная женщина становилась изгоем общества, ее родители предпочитали отослать ее на какое-то время куда-нибудь подальше, освободив ее от занятий или работы.

Через несколько недель после того, как «Силвер Битлз» прошли тест в Джаранге, они заключили с Алланом Уильямсом самый странный контракт за всю историю их карьеры: они решились аккомпанировать стриптизерше Джанис, которая соглашалась раздеваться лишь под живую музыку и называла Джорджа «хорошеньким мальчиком с худым лицом"[19]

Уилльямс решил ангажировать несколько ливерпульских музыкальных ансамблей для выступлений в Германии, в гамбургских ночных клубах, и он присматривался ко всем, кого можно было бы показать по ту сторону Ла-Манша. Он предложил ансамблю «Силвер Битлз» шанс попутешествовать, с условием, что они найдут постоянного барабанщика. Джордж связался с одним из своих друзей по имени Пит Бест, который играл с группой Блэкджекс, и в скором времени команда была готова отправиться в Германию. Узнав об этом, Гарольд Харрисон пришел в негодование. Германия считалась опасным местом: еще несколько лет тому назад они воевали с Германией; к тому же где гарантия, что там они добьются успеха в музыкальном бизнесе?

И все же работа со стабильной, хоть и скромной зарплатой была в какой-то мере залогом благополучия. Именно мать Джорджа уговорила Гарольда отпустить сына в Германию, и за это Джордж особенно ее, любил, ведь она отстояла его право выбрать собственный путь в жизни, даже ценой риска, и убедила отца, что это было делом его жизни, что бессмысленно удерживать сына в Ливерпуле. Его родители были артистичными людьми и любили повеселиться — в танцевальных залах Ливерпуля они славились как лучшие танцоры; и Гарольд мог бы гордиться, что его сын стремится стать профессионалом в том, что он так страстно любил всю свою жизнь. Родители Джорджа подавили чувство страха и, снабдив сына дюжиной ячменных лепешек, пожелали ему доброго пути, предварительно взяв с него слово, что он будет писать им письма. Так закончился период упорядоченной, однообразной жизни, а впереди семнадцатилетнего Джорджа ждал незнакомый, непредсказуемый мир секса, наркотиков и рок-н-ролла.

2. Джордж среди дикарей

«А теперь начинается нечто иное».

Монти Пайтон

16 августа 1960 года, быстро оформив паспорта и визы, Джордж и его друзья-музыканты уселись в старенький мини-бас Аллана Уильямса и отправились в Гамбург. На пароме они пересекли Ла-Манш, а затем отправились на юг, через Голландию. Через два дня они уже были в Рипербане, гамбургском районе красных фонарей. Здесь улицы были заполнены трансвеститами, гангстерами, торговцами незаконным оружием, везде были аляповато украшенные клубы, обшарпанные рестораны и порнографические магазины с ярко освещенными витринами. Это было абсолютно вульгарное и неподходящее место для начала новой карьеры, но Джорджу оно показалось самым интересным из всего, что он когда-либо видел.

Владелец клуба Бруно Кошмидер назвал свое заведение именем Индра, в честь индийского божества дождя. Однако, кроме имени, ночной клуб не имел ничего общего с духовной сферой: это был грязный притон. Пятеро парней поселились в маленькой неопрятной комнатке, в глубине соседнего кинотеатра, и уже через день после своего прибытия в Гамбург начали играть для пустой темной комнаты. Они по очереди выходили на улицу, чтобы затащить в клуб хоть каких-нибудь посетителей, отпуская шуточки на ломаном немецком и уговаривая немногих клиентов вновь посетить их заведение. Вначале Битлз, как они себя представили в Германии, совершали на сцене манерные движения, напоминающие балетные па, как это было принято в Англии. «Давайте шоу, мальчики!» — кричал Кошмидер. — Mach schau!

Джордж при всей своей сдержанности старался изо всех сил не отстать от друзей. Парни то спрыгивали с крошечной сцены, то снова вскакивали на нее, танцевали с теми немногими посетителями, которые находились в комнате, и бегали по комнате, как сумасшедшие, топая ногами. Публика кричала: Mach schau! Mach schau! — изо всех сил стуча по столам кулаками и банками из под пива. В ответ ребята также кричали со сцены, притворяясь, что обмениваются тумаками. Между песнями они наспех откусывали кусочки от своих бутербродов, обмениваясь шутками с людьми, сидящими в первом ряду. Джон совсем обнаглел и иногда выкрикивал со сцены «Хайль Гитлер»!

«Джон был вредным и невоспитанным, — рассказывала его подруга тех дней в Гамбурге Ике Браун. — Но тот, кто узнавал его поближе, понимал, что у него доброе сердце. Пол всегда был забавным, открытым и улыбчивым. Джордж был спокойным, но Джон вечно подшучивал над ним, однако и тот не оставался в долгу и мог высмеять любого».