Здесь шумят чужие города - [6]
Шрифт
Интервал
Где ветер тих, и где воздух чист,
И где светится солнцем каждый лист.
Ранняя песня, звучи, звучи
В небе, где падают лучи.
Громче звени, чтобы знали они
Про ту, которой не спится в ночи.
1921. Ноябрь
«Синей влагой, золотым туманом…»
Синей влагой, золотым туманом,
Семицветными струями радуг
Я слепое сердце напоила
И сказала милому: «Приди:
В нашем городе светлы дороги,
В нашем городе холмы пологи,
И тебя я встречу на пороге,
И прижму тебя к моей груди».
«Много поет соловей счастливый…»
Много поет соловей счастливый,
Часто поет в лесу кукушка,
Есть у зяблика напевы,
Есть и у сердца благая весть.
Солнышком все оно согрето,
Радости все оно открыто, —
Знойного лета, синего скита
Разве не может оно обресть?
«В тихом поле сердцу отрадно…»
В тихом поле сердцу отрадно:
Ходят рыбы в речке прохладной,
Смотрит небо в желтые нивы,
Колос к колосу льнет ленивый,
А тому, кто один у Бога,
Много дорог и золота много.
1923. Salzschlirf
Саркофаг
В Палестине собирают виноград,
Желтым солнцем напоенные плоды,
Пляшут ангелы у мраморных колонн,
Заливаются на лозах соловьи.
Спи спокойно в белом гробе, тихий брат.
В день обещанный ты будешь воскрешен.
О зеленые эдемские сады!
Иорданские прозрачные струи!
«Как мне легко вспоминать об этом…»
Как мне легко вспоминать об этом,
О том, что будет со мной в конце,
Когда я прощусь с золотистым светом,
Когда я утихну в моем Отце.
Ни радугой чистой, ни звездою
Не станет в мире душа моя.
Я только землею лицо покрою,
Я только забуду, что это я.
И будут плыть небеса, пылая,
И деревья шуметь и трава расти,
И ведь только затем на земле жила я,
Чтоб ничем не быть и во всем пройти.
1924
Песня
Птицы гнезда вьют весной,
За волчицей ходит волк,
По дорожке, по лесной
Стелет солнце желтый шелк
И, куда б ты ни пришел,
Всюду звон и торжество.
Отчего же, отчего
Не дождаться мне его?
Сизым вечером — туман,
Теплой ночью — месяц чистый.
Через синий океан
Облака плывут лучисты.
В каждом вздохе, в каждом свисте
Голос друга моего.
Отчего же, отчего
Не дождаться мне его?
«Когда одной осталась…»
Когда одной осталась,
И стало мне темно,
Ко мне пришла усталость
В открытое окно.
Широкою волною
Упала мне на грудь.
«Я всю тебя покрою,
Не стоит… позабудь».
«Мне снилось — о, если бы было…»
Мне снилось — о, если бы было
То, что мне Бог открыл! —
Мне снилась моя могила:
Над нею птица кружила
Серпами черными крыл.
Мне снились дальние звоны
— Откуда они, скажи? —
И жаркого неба склоны
Стекали на лес зеленый,
На желтое поле ржи.
И было мне так спокойно,
Так сладко было мне
Под этой рекою знойной,
Под этой волною хвойной
Глубоко лежать, на дне.
1926. Июль.
«Над домами дым и глина…»
Над домами дым и глина,
А на улицах вода.
О, дождливого Берлина
Ненавистная страда!
Вот идут, идут рядами,
Не поймешь, не знаешь кто,
С глянцевитыми зонтами
В прорезиненных пальто.
И какое же им дело
До зеленых зеленей,
До дороги почернелой,
Да про то, что прилетела
Птица радости моей.
1927. Март.
«Опять открытый новым песням…»
Опять открытый новым песням
Мой дух зовет, неукротим:
«Навстречу радости воскреснем,
Навстречу солнцу полетим».
Зачем, куда? Землею стало
Все, что когда-то было мной.
Мой белый день, мой свет родной
Глухая ночь заколдовала.
Зачем? Мой город не вернуть,
Тот золотой, широкозвонный:
Его коснулась тленья муть,
Обвеял холод похоронный.
Зачем? Друзей не дозовусь
Один за пенными морями,
Другой за снежными горами,
А здесь со мной подруга грусть.
И та, что солнцем мне была,
Звездою верной мне светила,
О ней звенят колокола
И отняла ее могила.
1927. Май.
ТИШИНА: СТИХИ 1928–1934 (Берлин: Петрополис, 1935)
«О, тишина, тишина…»
О, тишина, тишина,
Ты, что всегда слышна,
Ты, чей не молкнет зов
В грохоте городов,
В скрипе железных дней,
Ты, что всего сильней!
Голос разбитых льдин,
О, глубина глубин,
Озеро темных вод,
Сердце тобой живет.
«Память о тебе — голос тишины…»
Память о тебе — голос тишины,
В темной вышине — чистый серп луны,
В черной целине — неумолчный ключ,
В глубине, во мне — негасимый луч.
Через столько дней, через все года
Ты мой путь, мой дом, моя звезда.
«Растеряла по дорогам годы…»
Растеряла по дорогам годы,
Отпустила по ветру друзей.
Что ж осталось от моей свободы,
Что осталось мне от жизни всей?
Только солнца дым неуловимый,
Что к траве сияющей приник,
Только сердца стук неутомимый —
Тишину внушающий язык.
«В гулкий час предутренних молений…»
В гулкий час предутренних молений
Опустись тихонько на колени,
Не зови, не жди, не прекословь.
Помолись, чтобы тебя забыли,
Как забыли тех, что прежде были,
Как забудут всех, что будут вновь.
1928. Апрель.
«Так это снова не мои пути…»
Так это снова не мои пути?
Другим — и блеск, и зелень, и прохлада.
Весенним днем мне не о ком грустить
И поджидать мне никого не надо.
Пойду одна в кудрявый буйный сад
Послушать птиц: они неутомимы,
И говорят о том, что все любимы,
Что все хранимы Богом, говорят.
«Оттого что на улицах звон и огни, и пакеты…»
Оттого что на улицах звон и огни, и пакеты,
Оттого что на небе морозная кружится муть,
Я забыла грустить, я забыла и кто ты и где ты,
И куда этот гладкий, укатанный шинами путь.
Черных елок ряды, а за ними лучистые двери,
Золоченые ангелы пляшут за темным окном.
От рассыпанных хвой, от рождественских детских поверий
Веет льдом и смолой, будто здесь не чужбина, а дом.