Здесь и сейчас - [27]

Все родители изо всех сил стремятся научить своих детей религии с самого детства, потому что, когда ребенок вырастет, он начнет думать и создавать проблемы. Он будет поднимать всевозможные вопросы — и, не находя удовлетворительных ответов, он начнет делать вещи, которые родителям будет тяжело воспринять. Поэтому родители так хотят учить детей религии прямо с колыбели — когда ребенок многое не осознает, когда он уязвим, и его можно научить любой глупости. Именно так люди становятся мусульманами, индуистами, джайнами, буддистами, христианами — чему их ни научи, тем они и станут.

Поэтому те, кого мы называем религиозными людьми, часто оказываются неразумными. Им не хватает разума, потому что религией мы называем то, что отравило нас еще до того, как возник разум, — и даже впоследствии продолжается его внутренняя хватка. Не удивительно, что индуисты и мусульмане сражаются друг с другом во имя бога, во имя своих храмов и мечетей.

Имеет ли Бог много разновидностей? Относится ли Бог, которому поклоняются индуисты, к одному типу, а Бог, которому поклоняются мусульмане, — к другому? Потому ли индуисты чувствуют, что их бог оскорблен, если разрушен идол... или мусульмане чувствуют, что бог обесчещен, если сожжена или разрушена мечеть?

Фактически, Бог — это То-Что-Есть. В мечети он существует настолько же, насколько и в храме. Он существует настолько же в святотатственном месте, как и в местах поклонения. Он настолько же существует в кабаке, как и в мечети. Он присутствует и в воре, и в святом — ни на йоту меньше, иначе и быть не может. Кто еще может жить в воре, если не Божественное? Он присутствует как в Раме, так и в Раване — и в Раване его ни на йоту не меньше. Он существует в мусульманине так же, как и в индуисте.

Но проблема в том, что, если мы начнем верить, что одна и та же божественность существует в каждом, это нанесет тяжкий удар по богопроизводящей индустрии. Поэтому, чтобы это предотвратить, мы продолжаем навязывать себе соответствующих богов. Если индуист посмотрит на цветок, он спроецирует на него своего бога, увидит в нем своего бога, тогда как мусульманин будет проецировать, визуализировать своего бога. Они могут даже из-за этого подраться, хотя, возможно, такой индуистско-мусульманский конфликт несколько притянут за уши.

Их учреждения находятся на небольшом расстоянии друг от друга — но ссоры возникают даже из-за тесно связанных «магазинов божественности». Например, между Варанаси и Меккой довольно большое расстояние, но в самом Варанаси между храмами Кришны и Рамы расстояние очень мало. Однако и там возникают такого же рода проблемы.

Я слышал об одном великом святом... Я называю его великим, потому что его называли великим люди, и святым, потому что его называли святым люди.

Он был преданным Рамы. Однажды его привели в храм Кришны. Когда он увидел изображение Кришны с флейтой в руках, он отказался поклониться его изображению. Стоя перед изображением, он сказал: «Лишь если ты возьмешь лук и стрелы, тогда я тебе поклонюсь. Тогда ты будешь моим Господом». Как странно! Мы выставляем условия даже Богу — как, в каком виде и в какой позе он должен себя представить. Мы предписываем распорядок, предъявляем требования — и лишь тогда мы готовы поклоняться.

Это так странно — мы определяем, каким должен быть наш Бог. Но именно так всегда и было. То, что мы до сих пор отождествляли как «Бога», было продуктом наших собственных описаний. Пока этот сделанный человеком Бог стоит на дороге, мы не сможем узнать того Бога, который не определен нами. Мы никогда не сможем узнать того, кто определяет нас. А поэтому нам нужно избавиться от сделанного человеком Бога, если мы хотим узнать того Бога, который есть. Но это тяжело; это трудно даже самому храброму человеку. Избавиться от сделанного человеком Бога трудно даже тому, кого мы считаем человеком понимания. Он настолько же цепляется за эту основную глупость, что и глупец. Глупцу это простительно, но непростительно человеку понимания.

Хан Абдул Джаффар Хан недавно прибыл в Индию. Он проповедует во всей стране индуистско-мусульманское единство, но сам он непоколебимый мусульманин; на этот счет нет ни малейших сомнений. Его не смущает то, что он молится, в мечети как правоверный мусульманин и все же проповедует индуистско-мусульманское единство. Ганди был непоколебимым индуистом и тоже учил индуистско-мусульманскому единству. Каков гуру, таков и ученик: гуру был признанным индуистом; ученик — признанный мусульманин. А пока в мире есть признанные индуисты и признанные мусульмане, как может возникнуть какое-либо единство? Им нужно немного расслабиться, лишь тогда возможно какое-то единство. Эти рьяные индуисты и мусульмане являются коренной причиной всех трений между этими двумя религиями, хотя причины этих трений на самом деле и не видны. Те, кто проповедуют индуистско-мусульманское единство, не имеют ни малейшего понятия о том, как претворить его в жизнь.

Пока Бог — это разные вещи для разных людей, пока у разных людей разные места поклонения, пока различны молитвы и писания — для кого-то отец Коран, а для кого-то мать Гита, — досадные проблемы между религиями никогда не подойдут к концу. Мы цепляемся за Коран и за Гиту. Мы говорим: «Читай Коран и учи людей отбросить вражду и стать одним. Читай Гиту и учи людей отбросить вражду и стать одним». Мы не понимаем, однако, что сами слова Гиты и Корана являются коренной причиной всех проблем.