Здание - [3]

Помню комнату, где в огромном бассейне, обнесенном невысоким барьером, кишело нечто, разноцветное, звучащее на тысячи тонов и не замедляющее свое движение ни на секунду. Люди с сачками и удочками пытались выхватить из-за барьера хоть что-то, и иногда они выхватывали, и это что-то, трепещущее, сверкающее, лишенное привычной среды, тут же тускнело и превращалось в грязь. И к нему теряли интерес и возвращались к барьеру. Один человек перемахнул барьер и рухнул в кипящую круговерть. Он сейчас же пошел ко дну, но на его лице сияла умиротворенная улыбка. Он был действительно счастлив в оставшиеся секунды жизни - я это чувствовал. Hо другие увидели лишь его гибель. Казалось ли для него это Выходом? Я не мог ответить на этот вопрос.

Встречались разные комнаты. Были откровенно скучные, без какого-либо действия. В одной из таких, заполненной серым туманом, бесцельно бродили в разных напрвлениях плоские фигурки, как будто вырезанные из серого плотного картона. Иногда они налетали друг на друга, и, как бы оправдываясь, начинали делиться мнениями о сегодняшнем необычайно многоцветном дне. И была в этом укутывающем все окружающее тумане некая уютность, располагающая к тому, чтобы забыть обо всем на свете, о Коридоре, о Выходе, чтобы забыть и не видеть ничего вокруг - только несколько метров вокруг себя... Вдруг из тумана вынырнула объемная, неправдоподобно яркая по контрасту с серым фоном фигура. Это был настоящий человек, и он бежал ко мне, точнее - к двери. Я посторонился, чтобы пропустить его. Hо прочие, серые и плоские, навалились на него и погребли под собой. Затем они уже не спеша разбрелись в стороны. С пола поднялся такой же серый человечек, скользнул плоским взглядом по двери и растворился в тумане. Ближайшие прохожие начали приглядываться ко мне, и я в страхе выбежал вон.

В другом из таких же серых миров пол был наклонным, поднимаясь от входа вверх. Эта комната была забита людьми. Они толкались, отпихивались, пытались втереться между другими. Один человек стоял почти в самом низу, не особенно стараясь отличиться. Он на две головы был выше окружающих, даже из стоящих впереди, которые, тем не менее, оглядывались на него свысока. Я понял, что здесь ценится только место, где ты стоишь, выше или ниже других. Вдруг этот человек увидел дверь и начал пробираться к ней. Я уже приготовился защищать его, чтоб не растоптали, как те, рядом, но на него никто не обратил внимания. Он спокойно вышел за дверь, не взглянув ни на кого, и мне показалось, что от этого он стал чуть ниже. Куда он ушел - не знаю.

Эти люди, стремившиеся к двери, были похожи на меня в главном - они тоже искали Выход, но было и отличие - им только нужно было вернуться к той двери, через которую вошли, мне же нужно было искать то, что я не видел - путь не назад, но дальше.

Я попытался заглянуть вперед и повыше - там стоял густой пар от человеческого дыхания, и еще несло оттуда холодом нестерпимой злобы и дикого одиночества. Кое-кто из тех, впереди, был бы рад выйти, выбраться из этой давильни, но двигаться против массы человеческих тел было невозможно. Кто-то падал, и его тотчас затаптывали десятки устремившихся на освободившееся место. Hеподалеку от меня в толпе блеснули чьи-то глаза, которые отличались от остальных - они были открыты, они смотрели и видели. То была девочка, с черными длинными волосами, и я кинулся в толпу. Мне наступали на ноги, пихали локтями, но я все-таки оказался рядом с ней.

Она тоже хотела пробиться выше, но совсем из-за другого. Все лезли выше, чтобы не быть ниже других, а она просто хотела не быть, как все. Она полагала, что там, наверху, будет свободнее, и там она, наконец, будет собой. У нее была такая мечта - вдруг оказаться собой. Hо она хотела наверх, и потому была похожа на всех остальных. И она не верила в дверь и в Школу-коридор, она видела только одно возможное движение - или вниз, или вверх. Я схватил ее за руку и вытащил в Коридор.

И вновь сместились многие понятия. Мы уже не были разными - мы были чем-то одним, я мог видеть все ее глазами, она - моими, и думали и учились мы тоже вместе... То, что было моим, стало нашим, и я радовался, что она тоже сделала шаг навстечу и поверила в Выход... И мы пошли дальше вместе.

Только одна мысль не давала мне покоя. А вдруг у каждого в той комнате была своя мечта, отличная от стремления наверх?

А дальше была большая и не опасная комната, похожая на улей, и в каждой ячейке сот сидел человек, даже не человек, а нечто бесформенное, растворившееся в самодовольстве собой и своей ячейкой, которая уже стала его частью, и, может быть, самой главной. В этой комнате тоже происходили события - иногда обитатель ячейки исчезал, высосанный ее стенками. Иногда пролетали странные фиолетовые вихри - от них исходило чувство безнаказанности и в то же время давнего страха перед каждым из обитателей сот. Возможно, именно страх и порождал эту безнаказанность, не знаю. И именно из-за этого страха десятки ячеек пустели после каждого пролета, порождая новые вихри. А соседние ячейки тихо радовались тому, что их не задело, и сожалели, что это случилось не с ними. Вихри не были чем-то чужеродным в этом мире людей-ячеек - то и дело тот или иной вихрь успокаивался и конденсировался, заполняя какую-нибудь ячейку. И не было опасности остаться в этой комнате - ее обитатели пришли к своему состоянию долгим путем, и каждый из них знал, что будет в конце, и тем не менее они шли, не замечая другой дороги и не желая ее замечать. А мы знали о Выходе, и наш путь был иной.