Зажги меня - [33]

Неожиданно выражение его лица меняется. На нем отражено волнение.

– Тебе страшно? – обеспокоенно интересуется он.

Я вздрагиваю, дыхание у меня учащается. Я благодарна ему за то, что он видит всего лишь одно, общее направление моих чувств, и не более того. В какой-то момент мне даже хочется ответить ему: «Нет, мне совсем не страшно».

Потому что я буквально окаменела от ужаса.

То, что я нахожусь так близко к тебе, само по себе совершает со мной нечто невообразимое. Происходят странные, иррациональные вещи. Что-то неведомое трепещет у моей груди и переплетает все внутри меня. Я жду ответов, мне нужна ясность и книга откровений. Мне требуется целая охапка знаков препинания, чтобы ставить точки в конце предложений, которые размещаются в моей голове.

Но ничего подобного, разумеется, вслух я не произношу.

Вместо этого я зачем-то задаю тот самый вопрос, ответ на который мне очевиден.

– Почему мне должно быть страшно?

– Ты вся дрожишь.

– Ах, вот оно что…

Несколько ничего не значащих коротких слов вытекают из моих уст, словно торопятся спрятаться где-нибудь подальше отсюда. Мне хочется набраться сил и отвернуться от него в такие моменты. Как жаль, что у меня тут же начинают полыхать щеки. Мне кажется, что я начинаю хотеть чего-то совсем глупого и пустого.

– Нет, мне не страшно, – наконец удается выдавить мне. Было бы действительно лучше, если он отступит сейчас хотя бы на один шаг назад. Мне стало бы гораздо легче. И проще. – Я просто очень удивлена.

Он молчит, но продолжает так пристально смотреть на меня, словно требуя объяснений. За такой короткий промежуток времени он стал для меня таким близким и одновременно совершенно чужим. Я ожидала его увидеть именно таким и абсолютно дургим.

– Ты позволяешь всему миру считать себя бессердечным убийцей, – произношу я. – А ведь это не так.

Он смеется, приподнимая брови в изумлении.

– Действительно, – кивает он. – Мне кажется, что я самый обыкновенный убийца, ничего особенного.

– Но почему – и зачем ты притворяешься таким безжалостным? – спрашиваю я. – Почему позволяешь людям относиться к себе, как будто ты чудовище?

Он вздыхает. Потом закатывает рукава рубашки выше локтей. Я машинально слежу за его движениями, мой взгляд задерживается на его оголенных предплечьях. Впервые мне приходит в голову мысль, что у него нет никаких армейских татуировок, которые сейчас есть у каждого военного. Интересно почему?

– А какая разница? – спрашивает он. Пусть люди думают все, что им хочется. И я вовсе не мечтаю услышать их оценку.

– Значит, тебе все равно, как судят тебя все вокруг?

– Мне не на кого производить впечатление, – отвечает Уорнер. – Всем наплевать, что вообще происходит со мной. Мне незачем заниматься подбором новых друзей, любовь моя. Мое дело – возглавлять армию, и в этом я преуспел. Пожалуй, ничего другого я толком-то и делать-то не умею. Никто не стал бы гордиться всем тем, чего я успел достичь и что уже совершил. Моя мать меня вообще уже не узнает. Отец считает меня жалким слабаком. Мои солдаты мечтают увидеть меня убитым. Мир катится ко всем чертям. Кстати, эти наши беседы – самые длинные их всех тех, которые я вел за всю свою жизнь.

– Это правда? – У меня округляются глаза от удивления.

– Чистая правда.

– И ты так откровенно рассказываешь мне обо всем этом? – Я потрясена. – Но зачем ты делишься своими секретами?

Неожиданно его глаза темнеют, искра жизни словно потухает в его взгляде. Он отворачивается к стене.

– Не надо этого делать, – говорит он. – Не задавай мне вопросов, ответы на которые ты сама прекрасно знаешь. Дважды я открывался перед тобой полностью, но взамен заработал пулю и разбитое сердце. Не мучай меня. – Он снова смотрит мне в глаза. – Это очень жестоко, даже по отношению к такому типу, как я.

– Уорнер…

– Я не понимаю! – кричит он, теряя самообладание. Голос его почти срывается. – Что же такого мог сделать с тобой Кент, – это слово он как будто выплевывает из себя, – чего не мог я?!

Я потрясена. Я совершенно не готова к такому вопросу, а потому временно теряю дар речи. Ведь сейчас я даже не знаю, что случилось с Адамом, где он находится и какое будущее ждет нас впереди. Я только цепляюсь за надежду, что он все-таки каким-то образом умудрился выжить. И я полагаю, что он где-то скрывается, поскольку сумел остаться невредимым после всего случившегося. И пока что для меня этого вполне достаточно.

Поэтому я набираю полную грудь воздуха и пытаюсь отыскать нужные слова. Я хочу сказать, что вот именно в данную минуту есть много чего другого, не менее важного, требующего объяснений. Я хочу высказать все это ему, но когда поднимаю глаза, то вижу, что он по-прежнему внимательно смотрит на меня, сверля взглядом и ожидая ответа только лишь на свой вопрос. Теперь я понимаю, что он уже давно собирался задать его и только силой воли подавлял желание узнать на него ответ. Видимо, это желание съедало его изнутри уже долгое время.

Наверное, он все же заслужил право узнать ответ. Особенно если учесть все то, что я успела сотворить с ним.

Поэтому я снова набираю полную грудь воздуха.

– Это нечто такое, что мне будет трудно объяснить, – начинаю я. – Он… Даже не знаю. – Я тупо смотрю на свои ладони. – Он стал моим первым другом. Первым человеком, который отнесся ко мне с уважением… Который полюбил меня. – Некоторое время я молчу, потом добавляю: – Он всегда был очень добр ко мне.