Зазеркалье - [6]

«Снова ты пришла. Снова рядом…»

В молодости я был знаком со смертью чересчур близко. В силу профессии. Каждый день чувствовал её дыхание за левым плечом. А после того, как поверил в видения Лиды, работать следователем больше не мог. Смерть стала для меня живой.

Каждый раз, стоя на пороге очередного дома, в котором орали пьяные голоса, я чувствовал, как она смеётся мне в спину. «Заходи, не бойся, Андрей. Всё равно не убежишь, когда захочу прикоснуться. Так иди же, делай свою работу». Я шёл и делал. Боялся, конечно. Бывали моменты, когда приходилось заходить одному в грязные, насквозь пропитавшиеся вонью притоны, сжимая в кармане лишь дешевый китайский электрошокер. К счастью, никто так и не кинулся на меня с ножом, и не ударил ничем тяжелым. Максимум, что случалось — это немного брани и чуть-чуть дерзких жестов. Правда, и они пропадали, стоило намекнуть, кто в доме хозяин. Общаясь с пьяными уголовниками, я, словно заходил в клетку со львами. Не показывать страх. Не суетиться. Знал, что стоит немного проявить слабость, и шанс того, что незримая спутница прикоснётся, тут же взлетит до небес. А я вовсе не хотел взлетать до небес. Тем более я догадывался, что мне скорее в другую сторону — туда, ближе к земному ядру.

«Рай, ад… Такие сказки…» — подумал я. И вспомнил вдруг картину, которую увидел однажды в сети. Кажется, она называлась «Старый рыбак». На ней был изображен старик, опирающийся на трость. Он смотрел с холста чуть исподлобья, совсем как живой. Не злой и не добрый, а просто усталый. У картины имелся секрет. Когда к её середине подносили зеркало, старик превращался то в Бога, то в дьявола, в зависимости от того, какую половину заменяло собой отражение. «Вот и куда ему? — думал я. — В рай или в ад? По каким правилам происходит распределение? В мире нет никого доброго, как нет и злого. А значит нет ни небес, ни преисподней. Всё — сказки. Нет ничего после смерти. Одна лишь тьма. Да и тьмы, наверное, нет. Просто ничего».

— Чего-о? — заворчал водитель, — чё ты машешь мне палкой своей? Приехали, твою мать.

Нас остановили на посту. Полицейский сообщил таксисту, что тот забыл включить фары, и пригласил для составления протокола.

— Кажется, это надолго, — сказал я. — Пойдем, подышим воздухом?

Лида кивнула, и мы вышли из иномарки.

По трассе проносились автомобили. Из-под колёс летел грязный щебень, и от шума звенело в ушах, поэтому мы решили уйти с обочины. Рядом с полицейским постом оказалось кафе. Оттуда тянуло древесным углём и жареным мясом.

Не сговариваясь, мы с Лидой пошли на запах. Купили по порции шашлыка, который подавали здесь в пластмассовых тарелках, пополам с овощами и сладким луком. Встали за высокий столик на улице — так, чтобы увидеть водителя, когда тот выйдет от полицейских.

— Андрей.

— Да?

— Много нам осталось?

Вопрос вогнал меня в ступор. Потом я понял, что Лида имеет в виду лишь дорогу.

— Через час будем на месте, — сказал я, взглянув на часы. — Ещё двенадцати нет. Успеваем.

Лида посмотрела в сторону и улыбнулась, прикрыв на секунду ресницы. Я почувствовал себя идиотом.

— Прости.

— Всё хорошо. Забудь.

Я уткнулся в тарелку. «Успеваем». Нашёл, что брякнуть.

Лида съела кусочек мяса и одобрительно замычала.

— А у них тут вкусно. Жирновато, но вкусно.

— Хочешь, приготовлю кролика вечером? — предложил я.

— Хочу. Только где найдёшь крольчатину? Думаешь, у них есть в магазинах?

— Наверняка кто-нибудь разводит. Купим живого.

Лида задержала на мне осуждающий взгляд.

— Что? — развёл я руками.

— Ничего. Сам будешь свежевать.

— Договорились. Как приедем, позвоню Максу. Он точно знает, кто у них в Роще разводит ушастых.

— Ты бессердечный живодер. Ты в курсе?

— Возьмем кроля и как следует поперчим.

— Заткнись, родной.

— Потом зарумяним на оливковом масле.

— Как у тебя рука поднимется?

— Потушим в сливочном соусе. С грибами, тимьяном и луком…

— Чёрт… Помолчи, пожалуйста. Я хочу кролика.

— И съедим, запивая вином.

— Ну что ты за сука, Андрей.

Лида отвернулась и глубоко вздохнула.

— Замечательно. Ты опять выиграл, — сказала она, — ладно, сегодня на ужин кролик. Дай мне сигарету.

Я достал пачку и протянул Лиде.

— На вкус как портянка, — сказала жена, поморщившись. — Не понимаю, почему раньше мне это нравилось?

— Это с непривычки. Скоро пройдёт.

Я достал сигарету и закурил вместе с Лидой. Дым погасил неприятную щекотку в груди, которая разрасталась последние два часа из-за нехватки никотина. Какая же глупость, подумал я. Курить табак — всё равно, что отрубить себе ногу и радоваться каждый раз, когда надеваешь протез. Потерять покой, чтобы вновь и вновь обретать его.

Подумав об этом, я вспомнил, что скоро потеряю Лиду, и в первое мгновение эта мысль доставила мне удовольствие. Короткие расставания шли нам на пользу. Отношения после таких непродолжительных пауз очищались от бытовой пыли и вновь становились чистыми и уютными, словно квартира после уборки.

Потом я вспомнил, что расставание будет вовсе не коротким, и маятник снова качнулся — совсем как утром. Тяжесть свалилась в глубину, куда-то под желудок.

— Какая же гадость, — сказала Лида, выбрасывая сигарету. — О чём задумался?