Завтрашний ветер - [6]

Подумав, я не бросился бежать в гостиницу, как все остальные ребята. Я шёл босиком по сильно нагретому солнцем асфальту, по уже высохшим надписям: «Приехали цыгане».

…В гостинице меня бы увидела мать. Она убирает там до двух часов дня. Когда я ночую не дома, а в лодке, как сегодня, или где‑нибудь в стоге сена, а после возвращаюсь, она сначала плачет: «Валера, Валера, где же ты был?..», а после начинается выволочка… И потом, ведь я уже говорил, что в жизни мне не везёт. Друзей и товарищей у меня среди ребят нет, даже в футбол играть не с кем. А им нужен, кто в футбол хорошо умеет. Значит, в кино меня не запишут. Чего зря бежать?

Я спустился к пристани, прошёл по причалу мимо яхты, на которой вчера плыл с Наташкой Познанской, спрыгнул в свою лодку, отвязался от сваи и вдруг понял, что плыть‑то мне некуда. Домой неохота… Рыбу уже ловил…

Течение развернуло лодку и понесло потихоньку вниз, к гостинице. Я только чуть подгребал то левым, то правым веслом, чтоб на фарватер не вынесло или чтоб в берег не ткнуться.

На пляже было много народу, хоть и не воскресенье. Ребята и взрослые купались, загорали, играли в бадминтон.

А мне даже купаться не хотелось.

После пляжа показалась гостиница, за ней скоро должна была появиться и красная крыша нашего дома…

Я взялся за вёсла и остановил лодку.

В эту минуту я увидел под гостиницей какого‑то незнакомого человека. В одной руке его была удочка, в другой — палка. Он смешно прыгал по скользким камням, опираясь о палку. Удочка в его руке вздрагивала и гнулась — видно, на крючок попала сильная рыба. Вместо того чтоб бросить палку, взять удочку обеими руками и постепенно выводить рыбу на берег, человек глупо скакал по камням всё ближе и ближе к воде.

Увидев меня, он крикнул:

— Эй, мальчик!

И вдруг споткнулся, упал… Удочка, ныряя, поплыла как раз в мою сторону.

Я очень удивился, что он растянулся и долго не встаёт. Если б это был пацан маленький или старик, тогда другое дело. А то это был здоровенный дядька в красивой куртке с «молнией» и синих техасских брюках с широкими отворотами внизу. Таких ни у кого в нашем посёлке нет.

Я, понятное дело, сначала подгрёб к удочке, перегнулся через борт, ухватил её и подсек. Но никакой тяжести не почувствовал — рыба уже сошла.

Я оглянулся и увидел, что он привстал на одно колено, а на другое никак не может.

Я бросил удочку в лодку и, быстро гребя, подплыл почти к самому берегу.

— Вот ваша удочка!

Дядька уже стоял на четвереньках и улыбался, глядя на меня.

Это был даже не дядька, а очень взрослый парень. Лет, наверное, двадцати пяти, может, меньше. А может, и тридцати, потому что вся голова его была седая.

— Тебя как зовут? — спросил он, продолжая стоять на четвереньках в воде и улыбаться.

Тут, сам не знаю почему, я взял и брякнул:

— Александр!

— Саша, — сказал он, — пожалуйста, причаль лодку поближе ко мне, я тогда обопрусь…

Я гребанул левым веслом. Лодка ткнулась носом в камни. Он положил руку на борт и медленно поднялся на ноги. С брюк и рукавов его куртки стекала вода.

— Сошла? — спросил он.

— Сошла.

— Это, наверное, был жерех?…

— Не знаю, — сказал я, — жерехи у нас не водятся.

Он нагнулся, поднял красивую суковатую палку, опёрся на неё, поглядел на лодку, на меня.

— А ты всю рыбу тут знаешь?

— Ловлю, — ответил я.

— А шлюпка твоя?

— Лодка, что ли? Моя.

— А где живёшь?

— Вон в той хате. — Я показал наверх, правее гостиницы, туда, где из‑за грушевых деревьев виднелась наша крыша.

— Послушай, друг, отличное место!

И тут я увидел, что прямо на нас бегут от гостиничной лестницы какой‑то лысый великан и тётка.

— Боже мой, вы весь в воде, Владилен Алексеевич, что случилось?! — кричала тётка, размахивая складным стулом. — Ужас какой! Я говорила — нечего вас отпускать!

— Не понимаю, зачем обязательно ловить самому! — возмущался лысый мужчина. — У местных рыбаков на базаре можно купить сколько угодно рыбы!

— Николай Сергеевич, берите же его под руку! — командовала тётка. — А ты, мальчик, что тут делаешь? Отплывай, отплывай, нечего глаза таращить!

Лысый ухватил Владилена Алексеевича под руку и потянул к гостинице.

— Не торопитесь, не торопитесь, — приговаривала тётка, закуривая папиросу. — Потихонечку, потихонечку, а устанете — вот стульчик, беда‑то какая, о господи!

— Послушайте, дорогие товарищи. — Владилен Алексеевич тряхнул рукой, и лысый отлетел в сторону. — Этак я просто от тоски помру… Я здоров. Я хорошо себя чувствую. Всё в норме, слышите? Саша, пойдём к тебе в гости, можно?

— Давайте, — сказал я, не подумав.

— А вы все возвращайтесь в гостиницу, — сказал Владилен Алексеевич и подмигнул мне. — Меня рыба чуть не утащила — правда, парень?

Я кивнул.

Пока я вытаскивал на берег лодку, чтоб её не смыло волной от парохода, те двое ещё топтались вокруг него с уговорами. Потом они пошли к гостинице, долго оглядываясь на нас.

Я положил вёсла на плечи, Владилен Алексеевич взял удочки, и мы тоже пошли к лестнице. Он шёл медленно, но не хромал, а только подтягивал за собой правую ногу.

— Как ты думаешь, — спросил Владилен Алексеевич неожиданно, — смогу я у вас снять комнату?

— Комнату? — удивился я.

— Ну да. Понимаешь, один никак не могу побыть. Ни в Москве. Ни здесь. Хочется хоть между съёмками побыть одному. Бывает у тебя такое?