Завтрак с Машиахом - [5]

Люди шли днями, неделями, месяцами, вскоре запасы воды и пищи начали подходить к концу. Огненное солнце беспощадно обжигало израильтян, угрожая испепелить всех до единого. Евреи всматривались в небо, прося у Бога хоть немного прохлады и дождя, их ноги подкашивались от жары и изнеможения, но Моисей не останавливался. Его туника ослепительно блистала в начале шествия. И хотя из-за долгого пути одежда иудеев потемнела, туника Моисея продолжала сиять, как белое пламя. Но иногда вера, будь она сколь угодно крепка, может дать трещину, и эти трещины незаметными паутинками покрывают самые стойкие чувства. Так и по толпе иудеев едва слышно прокатился гул возмущения, он как ветер всколыхнул море людей, предвещая ураган. Через три дня уже более гневный ропот пронесся среди евреев. Он нарастал и затихал, но лишь для того, чтобы позднее прозвучать еще сильнее. Словно приближающийся шторм, негодование усиливалось то в одном конце людского потока, то в другом. Не слышно ропота было только в начале колонны, где шел пророк. Люди спрашивали друг у друга: «Куда мы идем? Дети изнывают от невыносимой жары, еды практически не осталось. Зачем нужна такая свобода? Что мы забыли в этой мертвой пустыне?» Кто-то уже почти рыдал тихим голосом: «В Египте было тяжело, но там нас кормили, давали воды вдоволь, и была крыша над головой, а что ждет нас здесь? Только мучительная смерть среди этих сыпучих песков и раскаленных камней».

Вскоре слова возмущения достигли ушей Моисея. Но пророк не обратил внимания на мольбы и ропот. В белом одеянии с гордо поднятой головой он продолжал идти вперед. Моисей не обладал даром оратора, не в его силах было красиво говорить, но его чистая и чуткая душа терзалась и переживала за каждого иудея из толпы, что следовала за ним. Может, не стоило ему противостоять фараону и добиваться свободы для своего народа? Он говорил с народом от имени Бога, но его встречи с Всевышним были столь коротки, что часто трудно было понять, что происходило на самом деле. Яркий свет ослеплял на время глаза. Слова, как гром, неслись с неба, парализуя волю. Наказы были короткими и повелительными. Затем свет гас, видение исчезало, и только эхом повторялись слова, произнесенные не кем иным, как самим Богом. Всевышний явно не хотел, чтобы кто-то из смертных видел Его облик. Почему Бог выбрал именно его? Этот вопрос терзал Моисея, и каждый раз он не мог найти подходящего ответа.

Прошло еще несколько дней, и перед скитающимися евреями стали вырисовываться очертания горы Синай. Тем временем роптание толпы, поначалу тихое, скрытое и опасливое, переросло в открытое недовольство, и сердце Моисея дрогнуло, нет, не от страха за свою жизнь и не из-за опасения услышать гневные слова в свой адрес, а от лицезрения страданий своего народа. Вечером, когда позади загоралась вечерняя заря, а впереди нависла гора Синай, пророк дал знак старейшинам, которые почтенно шли рядом с ним, что утром он объявит свою волю народу. Вряд ли сейчас Моисей знал, что он хотел сообщить. Может, стоило вернуться назад? Это выглядело бы предательством народа и его прокляли бы на века, но так люди хотя бы остались живы. А может быть, стоило предоставить каждому выбор – искать дальше Землю обетованную или возвратиться в Египет, обрекая себя на еще большие страдания и унижения, чем до освобождения? Слезы досады навернулись на глазах пророка, он отвернулся от людей, чтобы скрыть свою слабость, и вдруг заметил на вершине горы светящийся луч. Пророк подолом белоснежной туники протер глаза. Его лицо осветилось подобно вершине Синая. Он почувствовал, как теплое чувство веры наполняет его израненную душу. Моисей выпрямился и обернулся к старейшинам. Его голос прозвучал громогласно: «Отец наш Всевышний зовет меня. Ждите меня здесь, я вернусь и сообщу волю Его. А пока молитесь, ибо все в руках Отца нашего Бога. А ты Аарон, брат мой, пока меня не будет здесь, оберегай наш народ, постарайся найти еды. Выройте колодцы, чтобы в воде люди не нуждались». Моисей крепко обнял своего брата и поспешил на гору, навстречу лучу света.

Наступило утро. Белый туман накрыл гору, и не было видно, что происходит наверху. Прошел день, другой, третий. Моисей не возвращался. По ночам выли голодные волки, пугая людей своими почти человеческими стонами. «Плохой знак. Волки чувствуют – рядом злые силы», – перешептывались старейшины. Даже они, верные соратники пророка, с испугом смотрели на гору. Минуло две недели. Вода в вырытых колодцах иссякла, а весь скот пошел под нож. Начался голод. Негодующие евреи собирались в небольшие группы, от которых доносился глухой гул: «А может, и нет никакого Бога? А может, это выдумки Моисея, чтобы захватить власть?»

У небольшой палатки, рядом с которой собрались несколько десятков недовольных иудеев, сидела на коленях молодая красивая женщина и отчаянно прижимала к груди младенца, порой ее объятия были слишком крепкими. Из-за жары и постоянного недоедания у нее пропало молоко, и малыш громко кричал, требуя еды. Мать метнула испепеляющий властный взгляд на мужа и выкрикнула: «Ну сделай ты хоть что-нибудь! Что ты стоишь?! Ты что, не видишь, что наш сын умирает?!» Высокий стройный мужчина с тонкими черными усиками на лице неистово метался рядом с палаткой. Желваки на его скулах дрожали, руки тряслись, на глазах выступили слезы. Исхак попытался взять ребенка на руки, но женщина в гневе оттолкнула мужа. В отчаянии он упал на колени перед любимой женой и зарыдал. Она презрительно отвернулась от него, злобно плюнув в сторону. В ярости Исхак вскочил на ноги, вскинул руки к небу и надрывно закричал во все горло: «Так где ваш Бог?!» Находившиеся рядом люди оглянулись и приблизились к палатке, попытались успокоить бунтаря, но Исхак диким взглядом окинул окруживших его людей и снова выкрикнул: «Почему ваш Бог допускает голод? Мой ребенок умирает, а Ему все равно! Где Моисей? Бросил нас на произвол судьбы, а сам исчез! Куда ушел Моисей? Почему он оставил нас посреди мертвой пустыни? Сколько можно это терпеть? Пора потребовать ответа от Моисея и наших старейшин!» – и решительным шагом двинулся в центр лагеря, увлекая растущую толпу недовольных за собой.