Завтра вновь и вновь - [32]

– Серьезно? Да ты меня разыгрываешь.

– Он сказал, что с удовольствием покажет мне передовые методы выращивания, лучше наших. Тогда я объяснила, что мы не выращиваем травку, ему следует связаться с питтсбургским Союзом любителей каннабиса. «А что такое каннабис?» – спросил он. Я ответила, что так называется травка. И знаешь, что он сказал?

– Ты только что это выдумала, да?

– Он сказал: «Вот черт! То есть они курят травку и едят людей?»

В такие дни мы с Терезой долго сидели за кофе – она работала над книгой, совмещая свою диссертацию с рассказом о путешествии в Таиланд, куда она ездила в колледже. Книга об экологии, сельском хозяйстве и местной кухне. Либо Тереза оттачивала заявки на грант или пресс-релизы о парке, который она создала, ей хотелось однажды превратить эту работу в собственную некоммерческую организацию, поддерживать городское огородничество по соседству.

– Не хочешь прогуляться? – спрашивает она в разгар завтрака, поднимая голову от своей работы.

Она приоделась для выхода и в это утро выглядит почти как наездница – белая блузка и бежевые брюки, заправленные в красные кожаные сапоги до колен. АйЛюкс безупречно загружает воспоминания, даже волосы Терезы в тени приобретают цвет мокрого песка, а на свету соломенные.

– С удовольствием прогуляюсь, – отвечаю я.

Мы идем по Пенсильвания-авеню в Лоуренсвиле, до самого ее конца тянется пестрая смесь бутиков и кафе, бульвары с деревьями и обновленные дома. Деревья в цвету. Мы держимся за руки, разглядываем витрины и иногда заходим в магазинчики. В «Пейджбое» Тереза копается в развешанной одежде в поисках винтажной. А я тем временем скучаю, прислонившись к стене, и читаю прихваченную с собой книжку. Но как же я теперь злюсь на себя за то, что не пользовался этими моментами…

Только один рекламный щит портит впечатление от начала дня, на нем изображен обугленный и окровавленный зародыш религиозной кампании против абортов. Этот щит висит здесь много лет, изображение успело выцвести. «Какое дурновкусие», – когда-то говорила Тереза, но после потери ребенка она просто не выносила этот щит.

Она побежала в туалет на стадионе «Хайнц-филд», смутившись, когда начались преждевременные схватки, но потом увидела кровь и вернулась на горчично-желтые сиденья вся в слезах, но ради меня хотела остаться до конца игры, потому что билеты были дорогие и достать их оказалось нелегко, а я всегда так хотел посмотреть эту игру. Она умоляла меня остаться, но истерически всхлипывала: «Ну почему? Почему?» Это была наша первая попытка. В тот вечер больница была переполнена. Мы прождали долгие часы, пока пришли результаты анализов и врачи объяснили, что произошло. Я прилег рядом с ней на больничную койку, слишком измотанный и потрясенный, чтобы плакать, мы обнимали друг друга, пока по телевизору не закончилась игра, и обещали, что снова попытаемся, обязательно попытаемся.

– Это невыносимо, – говорит Тереза о рекламном щите.

Она потрясена и извиняется передо мной за то, что испортила нам утро, расстроившись; говорит, что это глупо, но щит ее тревожит, задевает за живое, хотя она видела этот зародыш уже много раз. Я успокаиваю ее и заверяю, что такие щиты вообще нельзя ставить в городе, и пусть выплачется, это нормально… Я постоянно ей это твержу, утешая ее или пытаясь утешить, но сейчас мне хочется рассказать о том, что я уже знаю: через несколько лет мы снова попробуем, и однажды за ужином она удивит меня признанием, что у нас будет дочь, однако я выбрасываю эту мысль из головы, ведь вторая беременность закончится во вспышке света.

Мы ныряем в «Пейвмент», чтобы она могла вытереть слезы в туалете. Бамбуковые полы, сложенные футболки на столах, сарафаны на вешалках. Паук присылает оповещение – то, что я ищу, где-то поблизости. Оповещение приводит меня к дверям бутика, где витрину украшает коллаж с рекламными постерами рэп-певцов, учебниками китайского языка, книгами по йоге и глянцевыми журналами с продающимися здесь марками одежды – «Зето», «Пенни-лейн», «Ворон и медведь». Паук приводит к «Ворону», на фото сексуальная Пейтон Ганновер в библиотеке с кожаными диванами. Пейтон тянется к верхней полке с книгами, обнажая длинное белое бедро между синей юбкой в клетку и синими гольфами по колено. «Чуть-чуть повыше» – написано курсивом.

Быстрый поиск по «Ворону и медведю» выдает список архивных сайтов и значится в питтсбургском деловом справочнике как бренд модной одежды, но закэшированная страница компании повреждена, все прямые ссылки на нее не работают. Я добавляю фильтр, чтобы включить в поиск только текст с фото, и нахожу другие рекламные плакаты «Во́рона и медведя», почти на всех Пейтон с ее волнами золотистых волос и такими голубыми глазами, что они кажутся кукольными. Бренд предпочитает эстетику матчей по поло, частных школ для девочек и сельских джентльменов; на фото женщины потягивают чай или играют в крокет, а Пейтон в твидовых брюках и клетчатых жакетах, в аккуратных блузках и шейных платках – мужская одежда подчеркивает фигуру модели.

Я нахожу фото Пейтон в других архивных рекламных кампаниях, на разворотах в журналах Maniac и Whirl, даже несколько фото для American Eagle, но для образа «девушки по соседству», характерного для этой марки, она слишком воздушна. Реклама «Ворона и медведя» выглядит по-другому, на остальных фотографиях Пейтон кажется ледяной богиней, неприступной красавицей, но у «Ворона» она более домашняя, я будто смотрю на личные фотографии, а не на рекламу. Эти снимки по стилю напоминают ту первую фотографию Альбион. Я вспоминаю Пейтон и Чжоу в лифте, когда каждый жест Чжоу копировал жест Альбион, вспоминаю, как Пейтон и Альбион красили ткань в квартире, воображаю, как Альбион делает эти фотографии Пейтон в клетчатой юбке и просит ее принять ту или иную позу.