Завтра в России - [114]

Майкл рывком сел на нарах, очумело глянул по сторонам. Зеки спали. Лишние полчаса сна придали их лицам блаженное выражение, словно каждому из них снилась сейчас та же брюссельская красотка. Даже лысый старик Горный, открыв рот, дышал во сне глубоко и часто. Сквозь высокое зарешеченное окно был виден в черном небе желто-красный диск луны, который зимой во время трехмесячной полярной ночи торчит в небе круглосуточно, не исчезая. Но не этот лунный диск поразил Майкла. А то, что на сторожевой вышке не светит прожектор и не шарит лучом по зоне, слепя глаза. А поскольку прожектор, которым обычно баловались на вышках эти чучмеки-часовые, был выключен, то торчащая над колючкой забора вышка отлично читалась под лунным светом. И эта вышка была… ПУСТА! Майкл зажмурил глаза, открыл их снова, потряс головой – нет, он не чокнулся после этой поллюции, он в своем уме, и все-таки вышка – пуста!

Не отводя глаз от окна, Майкл локтем толкнул Коровина в спину.

– Х-нн-у… – вздохнул тот.

Майкл откинул к лицу Коровина свою руку с часами. Часы были в бараке только у него и у Коровина – у Коровина как у старосты барака, а у Майкла как у врача, чтобы он мог считать пульс у больных. Посмотрев на часы, Коровин проследил за взглядом Майкла, который все так же зачарованно смотрел сквозь окно на продуваемую поземкой пустую сторожевую вышку. Увидев эту пустоту на вышке, Коровин стал медленно, странно-заторможенным движением подниматься – даже без участия рук, одной спиной. Ему было 35, среднего роста, живой, жилистый, нервный, подвижный, с вызывающе зелеными глазами. Коровин досиживал последний год из своего пятнадцатилетнего срока за убийство милиционера, и за все пятнадцать лет отсидки он никогда не видел эту вышку пустой и не слышал, чтобы охрана проспала подъем. Он сел на нарах, затем каким-то неслышным кошачьим нырком спрыгнул на пол и, как лунатик, не отводя взгляда от окна, пошел к двери. Откинув одеяло, Майкл спрыгнул тоже и вместе с Коровиным осторожно вышел из барака.

То, что они увидели, заставило их забыть, что они стоят босые и полуголые на тридцатиградусном морозе в обжигающем ноги снегу.

Все двенадцать сторожевых вышек были пусты. Лагерные ворота были открыты настежь, в пустой проходной гуляли ветер и снежная пыль. Нигде не было видно ни одного вертухая, не было слышно ни одной сторожевой собаки.

Испуганно переглянувшись, Коровин и Майкл босиком рванулись к воротам лагеря, но, не добежав до них шагов двадцать, притормозили. Боясь подвоха и неожиданной автоматной очереди, оба настороженно двинулись шагом к зияющему и манящему своей пустотой провалу распахнутых лагерных ворот.

Но все было пусто, только на снегу были четко видны рубчатые следы от колес лагерных грузовиков, которые обычно возят зеков из лагеря в рабочую зону. Теперь и грузовиков нигде не было, только их следы…

Коровин и Майкл осторожно приблизились к воротам… пересекли заветную запретную черту… вышли из лагеря…

Тихо, пусто. Вдали, в километре, среди бело-синих тундровых торос, видны два темных кирпичных барака – казармы охраны. Но и в этих казармах – ни огонька, ни звука, ни шума машин.

Ничего не понимая, Коровин и Майкл вернулись в лагерь и, впервые почувствовав пронизывающий ветер и обжигающий холод снега, побежали в барак-столовую. Только теперь они обратили внимание на то, что даже над трубой лагерной кухни нет дыма.

Тем временем изо всех бараков стали выглядывать осторожные, заспанные, недоумевающие лица зеков – и «мужики», и «политики», и «блатные» – уголовники.

Увидев, что Коровин и Майкл бегут из пустых ворот в столовую, зеки побежали туда же, на ходу озираясь на пустые сторожевые вышки…

В столовой, на кухне, огромная кухонная печь была едва теплой, а угли на колосниках были покрыты серым пеплом. Значит, печь перестали топить часа три назад. Но самое главное и самое поразительное, что в котлах было совершенно пусто и так же пусто было в кладовой при кухне – ни хлеба, ни мешков с картошкой, ни крупы-овсянки, ни гороха, ни даже – соли! Ни-че-го! Чисто! Вся лагерная охрана смылась, исчезла ночью из лагеря, прихватив с собой все продукты, даже соль и картошку! Так вот для чего вчера на ужин давали почти двойную порцию каши – чтобы зеки крепче спали на сытый желудок. Но почему бежала охрана? Куда? Неужели где-нибудь рядом случился новый Чернобыль, и охранники смылись, бросив зеков умирать от радиации? Может быть, поэтому вот уже неделю в зоне не было газет – даже «Правды»…

Лишь через час, когда огромная толпа зеков преодолела снежное поле, отделяющее лагерь от опустевших казарм охраны, они нашли в солдатском «Красном уголке» большую старую деревянную тумбу – радиолу «Родина» выпуска 1960 года. И здесь, среди плакатов «Крепи оборону Отчизны!», «Смерть сионистам и их агентам!», «Дадим Родине сибирскую нефть!» и портретов Стрижа, Митрохина, Вязова и Зотова, зеки лагеря ОР/Щ 421-С впервые услышали по радио воззвание восставших Урала.

«…Граждане советской империи! То, чего больше всего страшились кремлевские вожди в течение всех десятилетий их правления, свершилось! Первый Декрет Комитета народного восстания объявил немедленную демобилизацию всех солдат Советской Армии! Солдаты и офицеры! Охранники лагерей кремлевского ГУЛАГа! Все, кто еще не решился бросить свои казармы! На основании этого Декрета и от имени восставшего русского народа мы гарантируем вам беспрепятственный проезд домой через все зоны, освобожденные нами от власти КПСС!..»