Завтра в России - [108]

Господи, сколько немыслимых, фантастических, безумных проектов свержения советской власти пришлось тогда выслушать Бартеллу от русских евреев-эмигрантов, прошедших через его кабинет в голландском посольстве! За каждую рукопись такого проекта они могли получить «вышку». «Какую же силу ненависти к строю нужно было нести в себе, чтобы так рисковать», – думал тогда Бартелл, недоумевая только по одному поводу: почему все они, до одного, были уверены, что Президент США хочет свергнуть советскую власть и не знает лишь, как это сделать? Ведь Президентом США был в то время даже не антикоммунист Рейган, а Джим Картер! Более нелепого адресата для этих проектов трудно было придумать!

Но неужели один из этих прожектеров – ташкентский врач Ефим Рабинович – оказался прав? «Дайте мне радиостанцию, и я свергну советскую власть!» – Кажется, этот ташкентский Ефим Рабинович был не таким уж безумцем, если только сегодня ночью через одну Пермь проехало девятнадцать эшелонов солдат-мусульман, которые по первому радиопризыву восставших бросили свои казармы, захватили поезда и помчались домой. А сколько таких эшелонов катит в таком случае сейчас по всей России? Но неужели Москва – уже только остров в море восстания, и только на этом острове правительство глушит радио восставших – прячет правду от островитян и от самих себя?..

Лимузин свернул налево, к Кремлю. Здесь, у Троицкой башни Кремля, стоял, конечно, еще один танково-гэбэшный кордон.

– Выйдите из машины, – сказал Бартеллу офицер-охранник.

– Я – голландский посол. У меня встреча с господами Стрижом и Митрохиным…

– Я знаю. Машина и шофер останутся здесь. А вы пройдете пешком. Я провожу.

Бруно Бартелл вышел из лимузина. Офицер обвел его фигуру крохотным японским тестером – опознавателем металла, динамита и отравляющих веществ. И повел Бартелла по Троицкому мосту в Кремль.

42

Москва, Кремль. 10.00 по московскому времени

НОТА ПРАВИТЕЛЬСТВА

ГОСУДАРСТВА ИЗРАИЛЬ

ПРАВИТЕЛЬСТВУ СССР

«Правительство государства Израиль имеет честь поставить Советское правительство в известность о том, что бесчеловечные условия содержания двух миллионов русских евреев – граждан государства Израиль – в Уссурийской тайге на территории враждебного им Советского государства принуждают нас принять экстренные и чрезвычайные меры к их спасению…»

Бартелл наблюдал за лицами Стрижа и Митрохина. Вчера он настоял на том, чтобы видеть их обоих, срочно. Как он и полагал, его принимали не в Грановитой палате, а в рабочем кабинете Стрижа в здании Совета Министров СССР на территории Кремля. Оно и понятно: Стрижу и Митрохину сейчас не до дипломатических церемоний. Конечно, в самой обстановке кремлевского кабинета Стрижа не чувствовалось никакой нервозности по поводу восстания на Урале и массового дезертирства из армии. Даже карта СССР с обозначением восставших городов и областей нигде здесь не висит, во всяком случае, на виду. Широкий письменный стол, справа – пульт видеосвязи с тремя экранами для конференций, столик с телефонами высокочастотной связи, рядом – фотография мальчика, сына Стрижа, с огромным игрушечным самолетом в руках. Под потолком – хрустальная люстра, а за окном – приснеженные башни Кремлевской стены и панорама Замоскворечья.

Сев в кресло, Бартелл оглядел этот кабинет так, как солдат оглядывает поле будущего боя. То, что Стриж взял у него израильскую ноту первым, тоже имело сейчас значение. Значит, вопреки калькуляциям западных советологов, предрекавшим быстрое падение Стрижа и утверждение единовластия гэбэшного генерала Митрохина, Стриж является главным в этом дуэте.

Следовательно, с ним предстоит главная схватка. В его крепком лице сибиряка, крупной голове, резко очерченной челюсти и квадратных плечах чувствуется бычья сила, напоминающая портреты Муссолини. Этому человеку не нужно ПРЕТЕНДОВАТЬ на власть, он сам является властью, ее плотью и ее эмоциональным образом. В то время как даже генеральский китель не придает Митрохину впечатления сильной личности, а лишь выдает его СТРЕМЛЕНИЕ казаться сильным и значимым. Однако израильтяне предусмотрели и этот нюанс сосуществования ДВУХ советских лидеров и вложили в конверт два экземпляра своей ноты. Таким образом, Митрохин читал сейчас тот же текст, что и Стриж.

«…Из совершенно достоверных источников нам известно, что в зонах заключения наших граждан в районе советско-китайской границы продовольственные запасы исчерпаны, а их пополнение невозможно из-за идущей на территории Сибири и Урала гражданской войны и прекращения работы Сибирской железной дороги. В условиях зимы эта ситуация ставит два миллиона евреев, заключенных в этой зоне, перед угрозой тотальной гибели в ближайшие дни. По нашим сведениям, уже сейчас там имеет место массовая гибель детей и стариков…»

Бартелл видел, как медленно наливается кровью лицо Стрижа. Он знал наизусть содержание ноты и мысленно читал ее вместе со Стрижом и Митрохиным. Они оба подходили сейчас к самому главному.

«…Поскольку Советское правительство находится в условиях, когда оно бессильно изменить продовольственную ситуацию в зоне интернирования двух миллионов евреев, и поскольку Израиль не может допустить возникновения еще одного Холокоста, правительство Израиля извещает Советское правительство о том, что сегодня нами будет осуществлена авиационная доставка продовольствия и медикаментов в зоны заключения евреев.