Завтра нас похоронят - [9]

Услышав недовольство в моём голосе, Ал фыркнул и поудобнее перехватил сумку:

— Я не буду ничего сегодня воровать, не переживай ты так. Мне ничего не надо.

Продолжая переругиваться, мы вылезли из вагона, попрощались с ребятами и пошли вдоль путей по направлению к городу. Дул сильный ветер и накрапывал дождь, настроение у меня вполне отвечало такой погоде: было отвратительным. И даже несмотря на то, что мы уже достаточно удалились от поезда, я слышала противные визгливые крики «живых овощей».

И как нас никто ещё не нашёл и не устроил облаву? С такой сиреной невозможно скрываться долго. А мы каким-то чудом скрывались уже несколько лет. Может, благодаря Карвен, из-за которой Восточная Железнодорожная Колея до сих пор слыла убежищем призраков. А может, потому, что кто-то перегородил колючей проволокой и металлоломом рельсы, на которых стояла наша развалюха, и повесил всюду таблички «опасная зона», «идёт ремонт» и «не пересекать»? Ведь обстановка в стране не стала спокойнее, и тревожные красно-жёлтые таблички действовали на людей не хуже, чем предупредительные выстрелы.

Думать обо всём этом было неприятно. Но и говорить с Алом особенно не хотелось. И я пробурчала:

— Лучше бы взяла с собой Карвен.

Алан фыркнул и так тряхнул головой, что шляпа съехала ему на глаза:

— Карвен не стала бы таскать за тебя картошку, — сказал он.

Не стала бы. В этом Ал был прав, и я промолчала. Он вздохнул, поправил шляпу и предложил:

— Возвращайся, если хочешь, я всё куплю сам.

— И я буду виновата, если ты попадёшься? Ну уж нет. Но… Карвен действительно лучше было взять с собой.

— Ты сама не захотела будить её.

— Потому что знала, что ты будешь её задирать, а ей нельзя нервничать.

Он замедлил шаг и взял меня за плечо:

— Вэрди! Объясни, зачем тебе нужна эта мутная девчонка?

От неожиданности я споткнулась о какую-то торчащую из земли железку, с трудом удержала равновесие и встала как вкопанная:

— Чего? Карвен — моя лучшая подруга, и она — не мутная. Она была со мной ещё до тебя. Ещё раз выскажешься о ней вот так — выбью зубы. Понял?

Говоря всё это, я крепко держала Ала за рукав плаща и не сводила с него взгляда. Когда я закончила, он попятился, пожав плечами:

— Извини, я пошутил. Закрыли тему. В конце концов, если бы не Карвен, у нас не было бы этого поезда. И не только его.

Хотя бы это он понимал. Я спрятала руки в карманы и ускорила шаг. Идти на каблуках по раскисшей земле, усыпанной довольно крупными камнями и проржавевшим металлоломом, было трудно, но я старалась не обращать на это внимания.

Мне вспомнилась случайная встреча с Карвен под одним из городских мостов — она жила там с самого Крысиного Рождества. А я в то время только покинула дом моей второй матери — судьи и рада была хоть кого-нибудь встретить. Наполовину седая, тощая девочка сразу показалась мне чокнутой. Но она была очень добрая и ухитрялась доставать еду. Эти два качества сразу примирили меня с её странностями — побегами, долгим вечерним созерцанием неба и общением с призраками, которых я раньше никогда не видела. Карвен научила меня воровать и прятаться, и ей никогда не приходило в голову меня прогонять или чего-то требовать в благодарность. Она стала мне самым близким человеком.

Когда наступило лето, мы отправились искать себе другой дом — из-под моста нас выгнали взрослые бездомные. Я думала, мы бродим наугад, но Карвен отлично знала, куда мы идём.

Впервые увидев мрачную махину покорёженного поезда, я и подумать не могла, что здесь и есть наш конечный пункт. Этот эшелон был мне знаком: он стоял тут ещё со времён Большой Войны. Говорили, что, когда он перевозил беженцев, его обстреляли вражеские самолёты. А ещё пустили ядовитый газ, в котором задохнулись все, кто был к тому моменту ещё жив. Этих людей и закопали на маленьком старом кладбище по другую сторону дороги. А эшелон так и не убрали — сначала его решили оставить как напоминание об ужасах войны, потом о нём просто забыли. Поезда стали пускать по объездному пути, и со временем Восточная Колея вообще оказалась заброшенной — даже на той стороне озера, к которой она прилегала, никто никогда не отдыхал. И за сорок лет родилось множество легенд о живших на этом месте призраках.

Место и впрямь казалось не самым уютным. Но подойдя к поезду, мы не обнаружили тут никого, кроме Маары — она жила в паровозе. Разговаривать она почти не умела, понимала только самые простые слова, и лишь с большим трудом нам удалось хоть что-то от неё узнать. Маара до Рождества жила в интернате, а потом убежала — она знала историю своего дедушки и захотела посмотреть его поезд. А потом пришла сюда жить, потому что в городе все были слишком злые. Маара слышала истории про привидений, но они никогда её отсюда не выгоняли, поэтому она их не боялась. А ещё Маара уже тогда начала подбирать на улицах выброшенных «живых овощей» — ей было их жалко, и она даже воровала для них молоко в ближайшем посёлке. Удивительная доброта, полностью подавляющая инстинкт самосохранения. Видимо поэтому она так ярко выражена у таких вот безмозглых.

Я думала, что уж теперь-то Карвен точно уйдёт: не могло ей понравиться такое убогое местечко. Но она захотела остаться. И не просто остаться…