Завоевательница - [67]

Обсуждая события по ту сторону океана, белые пытались предугадать, как отразятся все эти потрясения на Пуэрто-Рико. Дамита слышала, как сеньоры выражают свое разочарование испанскими порядками. Плантаторы и торговцы жаловались на то, что все налоги, пошлины и сборы, которые они выплачивают, идут в испанскую казну, а на острове не остается средств на самые насущные нужды. По слухам, тысячи военных тщетно ожидали ружей, боеприпасов, лошадей и жалованья. Казне было не до их острова.

Как-то тетушку Дамиту позвали к умирающему плантатору. По дороге из спальни во флигель она услышала разговор сыновей хозяина. Оказалось, что после всех работ — посадки тростника, сбора урожая, переработки и отгрузки сахара — их отец должен уплатить столько налогов, разных сборов и поборов, что всех его годовых доходов на это не хватит!

— Правительство медленно душит нас, — сделал вывод младший брат.

— И ни одного чиновника родом с Пуэрто-Рико, — подхватил старший. — Все должности приберегают для испанцев, которым дела нет до будущего нашего острова.

— До тех пор пока мы остаемся колонией, так и будем терпеть подобные унижения. Просто невыносимо. Надо что-то менять.

Дамита знала: если передать властям содержание этого разговора, то можно заработать денег. Критика правительства и открытые призывы к независимости считались противозаконными. Но еще она знала, что независимость Пуэрто-Рико означает отмену рабства. В бывших испанских колониях такое происходило сплошь и рядом.

Непривычно было слышать подобные вещи от молодых людей. Судя по всему, перемены назрели. Возможно, молодые господа, возвращаясь из путешествий по Европе и Соединенным Штатам, смотрели на жизнь иначе, нежели их консервативные родители. Новые веяния были на руку рабам, поэтому Дамита не собиралась доносить властям о подслушанном разговоре.

Когда сафра 1848 года закончилась, тетушка Дамита стала чаще видеться с мужем и сыновьями. Северо выписал пропуск, позволявший Лучо, Хорхе, Польдо, их женам Эли и Корал, их детям и Артемио после работы проводить вторую половину воскресенья в бохио Дамиты. Несколько раз они не заставали ее дома, потому что ее вызывали к больным. И тогда Лучо с сыновьями ремонтировали хижину, а женщины готовили еду из тех продуктов, что она им оставила.

Как-то воскресным вечером Дамита вернулась, когда родные уже собирались отправляться назад на гасиенду. Она совершенно выбилась из сил, просидев весь день у смертного одра одного из жителей Гуареса, и, подъехав к своей хижине, дышала так тяжело, как будто сама, а не ее несчастный мул тащила в гору повозку.

— В городе все вверх дном, — сказала она. — Рабы на другом острове убили хозяев и подожгли их дома.

— На каком острове? Далеко отсюда? — спросил Хорхе.

— Мартинка — как-то так… Не помню. Деточка, принеси воды.

Корал направилась к бочке, а Лучо тем временем помог жене сесть на крыльцо.

— Спасибо, дочка. — Дамита осушила чашку.

— Подожди минутку, мама, — сказал Хорхе. — Мы не уйдем, пока ты не расскажешь.

Дамита глубоко вдохнула, чтобы успокоиться:

— Маленькая лодка приплыла с семьями белых. Они чудом не утонули. Там были мужчины, женщины и дети. Когда они оказались на берегу, одна женщина упала на колени и поцеловала песок! Они ни слова не говорили по-испански, но дон Тибо перевел. Ай! Еще воды, дочка!

— Дон Тибо? Француз, владелец таверны?

— Да, — подтвердила Дамита. — Он сказал, французское правительство освободило рабов на их острове, но… Не знаю почему… начались мятежи и поджоги… Убивали людей. Капитан в Гуаресе поднял войска. Посылают гонцов к плантаторам. Меня пять раз останавливали на пути домой. Проверьте свои документы и идите все вместе, вам надо спешить. А то военные подумают, мы тоже хотим поднять восстание. Я не хочу, чтобы вы попали в беду. Идите! Со мной все будет в порядке. Я навещу вас завтра утром.

Беженцы, которые целовали песок на глазах тетушки Дамиты, убежали, спасаясь от мятежа невольников, который охватил французские колонии на Мартинике и в Гваделупе накануне официального сообщения об отмене рабства. От них и из других источников узнали о том, как группы невольников, провозгласивших себя свободными людьми, рыскали по деревням, убивали плантаторов целыми семьями прямо в постелях, жгли их вещи и дома.

— Наши рабы уже всё знают, — сказал Северо Ане и Рамону. — Иногда они узнают новости раньше нас.

— Мы в опасности? — спросил Рамон.

— Я велел надсмотрщикам быть начеку, — успокоил Северо. — И увеличил число патрульных. Я не жду от наших рабов неприятностей, однако вам лучше держаться поближе к касоне, а им — знать, что за ними наблюдают.

Новые беженцы из датской колонии Санта-Крус привезли в Сан-Хуан рассказы о жестокости банд невольников, которые мстили хозяевам и уничтожали плантации. Военный губернатор Сан-Хуана, фельдмаршал Хуан Прим, граф де Реус, направил войска в Санта-Крус, чтобы подавить восстание. Он безуспешно пытался уговорить датское правительство отозвать закон об отмене рабства на острове, в спешке провозглашенный во время мятежа: по мнению губернатора, закон мог крайне нежелательно сказаться на положении дел на соседнем Пуэрто-Рико. Датчане отказались.