Завоеватель сердец - [9]

– Ничего, – отрезал Хуберт. – Дело не настолько серьезное, чтобы из-за него уезжать из дому, а когда они поедят, то пожмут друг другу руки и забудут о сегодняшнем происшествии.

– С большой охотой, – тут же согласился Рауль. – Однако, с твоего позволения, отец, я уже завтра еду в Бомон-ле-Роже.

– Но зачем? – спросил Хуберт. – Что ты там будешь делать?

Рауль ответил не сразу, несколько мгновений он стоял молча, глядя на колышущиеся огоньки свечей. Наконец взглянул в лицо отца и заговорил совсем другим тоном, серьезным и нерешительным:

– Отец, ты с братьями всегда смеялся надо мной, называя мечтателем. Быть может, ты прав и я действительно больше ни на что не годен, но, думаю, мечты мои не так уж и плохи. Вот уже много лет я мечтаю, чтобы в нашей Нормандии воцарился закон, закон и справедливость, и чтобы люди перестали жечь, грабить, убивать без разбору. Я думал о том, что когда-нибудь у нас появится человек, который железной волей и твердой рукой наведет порядок в герцогстве. И я хочу сражаться за него и за его дело. – Помолчав, Рауль застенчиво взглянул на братьев. – Одно время я надеялся, что таким человеком может стать наш лорд Бомон, потому что он справедлив и честен; потом думал, что, быть может, им станет Рауль де Гасе, ведь он был наместником Нормандии. Но, разумеется, они не оправдали этих надежд. Есть только один человек, обладающий достаточной властью, чтобы приструнить и обуздать баронов. И я хочу поступить к нему на службу.

– Заумные разговоры ни к чему хорошему не приведут, – качая головой, со знанием дела сообщил Эйдес. – Чушь собачья.

– Клянусь Святым Крестом, что за бредовые идеи парнишка вбил себе в голову! – воскликнул Хуберт. – И кто же, сын мой, этот человек, пользующийся твоей безоговорочной благосклонностью?

Брови Рауля от удивления взлетели ко лбу.

– Разве это может быть кто-то еще, кроме самого герцога? – сказал он.

Гилберт громко расхохотался.

– Молодой бастард! Твой ровесник! Нет, ну надо же такое выдумать! Для него будет большой удачей хотя бы просто сохранить корону, вот что я тебе скажу.

Рауль слабо улыбнулся.

– Я видел его всего один раз в жизни, – признался юноша. – Он въехал в Эвре во главе отряда своих рыцарей, а по правую руку от него на коне скакал Рауль де Гасе. Его лицо промелькнуло передо мной, когда он проезжал мимо, и вдруг меня как громом поразило: я понял, что вижу того самого человека, о котором так долго мечтал. Не думаю, будто он упустит… что-либо.

– Что за чушь ты несешь! – нетерпеливо вскричал Хуберт. – Если низкорожденный мальчишка девятнадцати лет от роду сумеет навязать свою волю Нормандии, это станет таким чудом, о котором ты и мечтать не мог. У него и так хватало собственных неприятностей, пока он оставался под опекой, но ежели это правда, что он разогнал своих опекунов, то скоро в герцогстве начнутся веселые дела.

Хуберт покачал головой, недовольно бормоча себе под нос, что кое-кто совершил несусветную глупость, сделав внебрачного ребенка герцогом Нормандии, причем в восьмилетнем возрасте; и что он с самого начала знал: ничего хорошего из этого не выйдет, когда герцог Роберт Великолепный решил отправиться в тот злополучный крестовый поход. Нормандия не подчинится безбородому юнцу, а если Раулю так уж нужен мир – как и всем честным людям, – то ему лучше начать искать себе нового герцога, которого примут бароны.

Эйдес прервал отцовский монолог, поинтересовавшись у Рауля, неужели он настолько туп, что попытается присоединиться ко двору герцога в Фалезе. Рауль опять ответил не сразу, а когда заговорил, то сказал столь удивительную вещь, что даже Гилберт раскрыл от изумления рот, позабыв свои обиды.

– Он, конечно, бастард, – согласился Рауль, – бастард и совсем еще мальчишка, и тут ты совершенно прав, отец. Но я хотел следовать за ним с того самого дня, как взглянул ему в лицо, быть может, к великой славе, а быть может, и к смерти. – Вдруг юноша опустил ресницы. – Вы не понимаете меня. Наверное, вы не видели Вильгельма. Его выражение лица притягивает меня. Такому человеку можно довериться, не боясь, что он тебя предаст. – Юноша умолк; заметив, как смотрят на него отец с братьями, покраснел и смущенно пробормотал: – Быть может, мне еще и не разрешат служить ему. Я полагал, милорд скажет мне об этом.

Хуберт грохнул кулаком по столу.

– Если хочешь служить знатному сеньору, служи Рожеру де Бомону! – выкрикнул он. – Видит бог, я не имею ничего против молодого Вильгельма – нет, и я не объединился бы с Роже де Тони против него, как сдуру поступил твой брат Гилберт! – но не нужно быть провидцем, чтобы понять: бастард долго не заживется в Нормандии. Ты хотя бы соображаешь, глупый мальчишка, что с того дня, как герцог Роберт – упокой Господь его душу! – погиб в своем крестовом походе, Нормандия лишилась мира, и все из-за незаконнорожденного младенца, поставленного во главе герцогства? А что сталось с его опекунами? Ален Бретонский был первым, и какой его ждал конец? Ты сам тогда был еще ребенком, но Ален умер, его отравили в Вимутье, а король Франции вторгся в Аржантан и захватил пограничную крепость Тийер, которую удерживает и по сей день! Что, наступил тогда мир? Или мир воцарился, когда Монтгомери зарубил сенешаля Осберна в собственной спальне герцога? Или он наступил после смерти Торкилла, когда Роже де Тони объявил герцогу войну? Разве может быть мир в стране, бразды правления которой держит в руках сущий подросток? Ты, наверное, бредишь, если решил снискать славы на службе у мальчишки, родившегося под столь несчастливой звездой!