Завоеватель сердец - [148]

Но герцог стряхнул его руку и, окинув графа полным невыразимого презрения взглядом, приказал разбить свой шатер на том самом месте, где весь день реял штандарт Гарольда.

– Расчистите мне место, – распорядился он. – Я проведу ночь здесь.

Слуги уже принялись за дело, когда к ним, кипя от негодования, подъехал лорд Лонгевилль.

– Монсеньор, что это вы затеяли? – спросил он. – Неужели вы не придумали ничего лучше, чем остановиться на этом кладбище? Вам следует расположиться на ночь где-нибудь в другом месте, под охраной тысячи или двух солдат, потому что мы не знаем, какие еще опасности могут подстерегать нас. Кроме того, здесь, среди павших, лежит много саксов, истекающих кровью, но еще живых, и они с радостью отдадут свою жизнь за возможность убить вас. Уйдемте отсюда, сеньор!

– Ты что, боишься, Вальтер? Я – нет, – холодно ответил герцог. – Можешь присоединиться к Альс Гренону, если тебе страшно. – Окинув взглядом поле брани, он гневно добавил: – Скажи командирам, пусть следят за своими людьми. Я не потерплю мародерства. Каждая сторона должна похоронить своих павших, но ты найдешь тело эрла Гарольда и со всеми почестями доставишь к моему шатру. Рауль, ты мне нужен.

Прошел еще целый час, прежде чем Рауль освободился вновь. Сняв доспехи, он смыл с себя пот и кровь. Его оруженосец, ретивый молодой парнишка, буквально обожающий хозяина, принес ему воды, чистую шерстяную тунику и длинную алую мантию.

Затягивая пояс, Рауль кивнул на груду грязной одежды, лежавшую в углу палатки, и коротко распорядился:

– Сожги ее. Хауберк тоже выброси; он пробит на плече. Ты почистил мой шлем?

Оруженосец без слов протянул ему шлем и меч, уже начищенные до блеска.

– Молодец. Застегни на мне перевязь. – Рауль встал и накинул себе на плечи мантию, скрепив ее застежкой на груди, пока оруженосец опустился на колени, поправляя меч на его поясе.

Герцог ужинал в компании своих братьев и графов Евстахия, Алена и Хайме. Шатер освещали свечи, а к столу подавали такие блюда, словно герцог находился в одном из своих дворцов. Войдя сюда, невозможно было представить, что вокруг лежат груды мертвых или умирающих людей на изрытой и залитой кровью земле. Герцог, усталость которого выдавала лишь его немногословность да скорбная складка меж бровей, ел и пил мало, зато благородные графы, уловив ароматы специй, которыми были щедро сдобрены кушанья, жадно причмокивали губами, стараясь хотя бы за пиршеством позабыть о тяготах минувшего дня.

Рауль, улизнув из шатра при первой же возможности, зашагал между палаток к тому месту на холме, где, как ему казалось, в гуще боя он в последний раз видел Эдгара.

С собой Хранитель прихватил светильник из рога да деревянную бутылку с вином для подвешивания к поясу. По всему склону метался свет факелов и светильников, взошедшая луна заливала холодным призрачным светом тела павших, превращая их в нереальные силуэты из ночных кошмаров.

Рауль заметил, что среди раненых ходят священники и монахи, как английские, так и нормандские. Какой-то монах из Бека поднял на него глаза, когда он проходил мимо, и, узнав, посоветовал не бродить по полю брани безоружным.

– Многие саксы еще живы, мессир Рауль, – сказал он, – а это опасные люди.

– Я не боюсь, – ответил Рауль, направив свет своего факела на скорчившуюся фигуру, лежавшую лицом вниз у его ног. Широкие плечи живо напомнили ему Эдгара; Рауль наклонился и дрожащей рукой перевернул тело. Нет, не Эдгар. Облегченно вздохнув, Хранитель двинулся дальше.

Вдруг нога его поскользнулась на чем-то; он знал, на чем именно, но сегодня видел и пролил столько крови, что вид ее более не внушал ему отвращения. Хотя, быть может, Рауль слишком устал, чтобы обращать внимание на такие вещи. Только теперь он заметил, как ноют у него руки и ноги, а веки налились тяжестью. Сейчас ему больше всего на свете нужен был сон, сон и забытье, но им придется подождать, пока он не выяснит, что сталось с Эдгаром. В груди его теплилась зыбкая надежда, что Эдгар мог оказаться среди тех, кому удалось скрыться в северных лесах. Рауль уже долго бродил в поисках того проклятого места, но все было тщетно. Как будто в мире не осталось ничего, кроме тел павших, навеки застывших под звездами. Их были тысячи, высоких и низкорослых, молодых и старых – тысячи саксов, но Эдгара среди них не оказалось.

Кое-где украдкой сновали наемники, снимая с трупов украшения и драгоценности. «Нет, – думал Рауль, – такую армию, как наша, удержать от мародерства невозможно».

Он прошел мимо священника, стоявшего на коленях рядом с умирающим хускарлом. Святой отец проводил его взглядом, в котором читалась легкая тревога, зато глаза воина сверкнули ненавистью. Рауль увидел, как рука его поползла к ножу на поясе; из ноздрей и рта у него хлынула кровь; в следующий миг он бессильно откинул голову и умер, а священник бережно закрыл его глаза.

На холме царила тишина, особенно жуткая и непривычная после шума и лязга, звучавших здесь целый день. Единственным звуком, нарушавшим ее, был легкий стон, исходивший, казалось, от самой земли. Иногда он обретал силу одинокого голоса; иногда чье-нибудь растерзанное тело начинало шевелиться, шепча «Воды! Воды!», но по большей части звуки оставались смутными и неясными, составленными из множества невнятных оттенков.